Учебник для Кудрина

Биографическая справка: Глазьев Сергей Юрьевич

- Что является основным препятствием для экономического роста?

- Отсутствие доступа к кредитам у подавляющего большинства предприятий, ориентированных на внутренний рынок.

- Это решаемая проблема?

- Необходимо создать систему рефинансирования коммерческих банков и банков развития, отказаться от количественного ограничения денежной массы, перейти к регулированию денежного предложения посредством процентной ставки, исходя из спроса на денежные ресурсы, которые предъявляет наш производственный сектор. А также отказаться от привязки эмиссии рублей к покупке долларов.

- Но ведь еще не так давно активно обсуждалась избыточная ликвидность банковского сектора?

- Избыточная ликвидность, может быть, есть у тех банкиров, которые не привыкли работать с производственным сектором и занимаются финансовыми спекуляциями. Естественно, с падением доходности фондового рынка у них возникло ощущение избыточной ликвидности. Но если вы посмотрите на опросы руководителей, то подавляющее большинство представителей нормально работающих и вполне платежеспособных предприятий скажут вам, что главное препятствие для расширения производства - это недостаток кредитных ресурсов. Спрос на деньги со стороны платежеспособных предприятий производственного сектора сегодня удовлетворяется от силы процентов на 30, а со стороны малого бизнеса вообще никак.

- Но до тех пор, пока, например, потребительское кредитование будет для банкиров рентабельнее, навряд ли можно надеяться на бум кредитования малого бизнеса. Дело не спасет и система рефинансирования.

- Почему? Если мы реализуем европейскую модель рефинансирования коммерческих банков под векселя платежеспособных предприятий, то предприятия, векселя которых будут приниматься Центральным банком в залог, получат прямой доступ к кредитным ресурсам. И таких предприятий у нас может быть достаточно много.

- Но это лишь наиболее крупные предприятия, а мелкий и средний бизнес не будет задействован?

- Для мелкого и среднего бизнеса должны быть созданы специализированные финансовые институты. У нас был опыт функционирования фондов поддержки малого бизнеса, которые во многих регионах добились неплохих результатов. Но затем нынешняя власть их распустила в силу догматичности мышления. Хотя во всем мире малый бизнес поддерживается специализированными банками и фондами. Поэтому необходимо создать сеть таких фондов и дать им возможность доступа к кредитным ресурсам Центрального банка.

- Какие проблемы для российской экономики стратегические?

- Нарастающая деградация производственного потенциала. Если в ближайшее время мы не решим задачу увеличения объема производственных инвестиций хотя бы в полтора раза, Россия окончательно превратится в сырьевую колонию Европейского Союза. Если в этом и есть стратегия нынешнего руководства, то она очень успешно реализуется. Я прогнозирую, что, если нам не удастся организовать полномасштабный запуск банков развития, открыть систему рефинансирования коммерческих банков под спрос на деньги со стороны нашего производственного сектора и провести переоценку основных фондов, чтобы поднять уровень амортизационных отчислений хотя бы в полтора раза, то у нашей экономики не будет никаких шансов, кроме как навсегда остаться сырьевым придатком Европы.

- Как вы оцениваете экономическую эффективность национальных проектов?

- Это в большей степени пиар, чем реальные проекты. Их масштаб ничтожно мал по сравнению с проблемами, которые они должны решать. Меня удивляет то, что объем финансирования проектов, которые объявлены приоритетными, в 10 раз меньше объема кредитов, которые российское правительство выдает Соединенным Штатам и Англии на финансирование дефицита бюджета (резервируя средства в иностранной валюте. - TM).

- Насколько успешны меры правительства по стимулированию инновационных отраслей?

- Это пока, к сожалению, только демагогия, потому что масштаб поддержки научно-технического прогресса и инновационной активности у нас ничтожен. И это соответствующим образом отражается на структуре экономики, которая остается сырьевой.

Уровень инновационной активности падает все эти годы, доля предприятий, которые занимаются внедрением новой техники, за последние 4 года сократилась до 15%, доля инновационной продукции также упала. Принципиально новую продукцию осваивает не более 1 % предприятий. Фактически в стране идет полное затухание инновационной деятельности, лучшие умы уезжают за границу. Мы потеряли 5 миллионов специалистов, в том числе 800 тысяч ученых, и такая утечка умов из нашей страны уже сделала невозможным развитие целых перспективных направлений современного научно-технического прогресса, за границу уехали целые научные школы.

Вся политика правительства и Центрального банка направлена лишь на стимулирование экспорта нефти и газа с целью максимизации вывоза валюты за границу. То есть фактически российская экономика превратилась в типичную колонию, из которой Европа качает нефть и газ, а Америка - деньги от их экспорта. Я напомню, что нынешнее правительство начало свою деятельность с того, что отменило бюджет развития и свернуло практически все целевые программы. Сейчас с большим трудом получилось частично эти программы восстановить, удалось убедить даже создать венчурный и инвестиционный фонды, но пока они существуют больше на бумаге, чем в реальной жизни.

- А насколько экономика на макро­уровне является наукой? Ведь не существует единой признанной научной школы. И главную роль играет человек, принимающий решения и выбирающий из нескольких порой прямо противоположных рецептов.

- Я бы сказал, что в макроэкономической идеологии есть две ветви. Одна порождена исследованиями, ориентированными на максимизацию конкурентных преимуществ и темпов экономического роста национальных экономик. А другая ветвь порождена потребностями международного капитала в устранении барьеров к его свободному обращению в масштабах всей планеты.

Типичными представителями первой ветви являются такие ученые, как Лист и Эрхард в Германии, Кейнс в Англии. Кстати, в последнее время и большая часть нобелевских лауреатов по экономике придерживается именно этой доктрины подчинения макроэкономического регулирования задачам развития национальной экономики. В том числе в нее входит кредитная политика как важнейший инструмент поддержки экономического роста и регулирования внешней торговли, а также стимулирования научно-технического прогресса.

Вторую ветвь нам навязывает валютный фонд, прикрываясь рыночными фундаменталистами типа Хайека и Фридмана. Но это теория для «экспорт- ного» потребления. Она разработана в доктрине вульгарного либерализма, которая известна как вашингтонский консенсус. Она была создана в 1970-е годы для единственной цели - минимизировать влияние коррумпированных правительств африканских стран на управление кредитными ресурсами, которые предоставляло международное сообщество. Поскольку большая часть кредитов разворовывалась в Африке, то возникла идея максимально ограничить возможности правительств и центральных банков в управлении экономикой этих стран.

И надо признать, что российские экономисты, которые сегодня работают в правительстве, являются апологетами именно этого эрзаца экономической теории - вульгарной либеральной доктрины рыночного фундаментализма, предназначенной для употребления коррумпированными правительствами африканских стран. Поэтому нет ничего удивительного в том, что наша экономика все более становится похожей на африканскую.

- В свое время идеи Листа активно пропагандировал Витте. А какую научную школу вы бы взяли за основу экономической политики для современной России?

- В последние 20 лет идет бурное развитие эволюционной экономики, отцами-основателями которой считаются американские ученые Нельсон и Уинтер. В Европе эта работа была поддержана ведущими специалистами в области научно-технического прогресса и инновационной экономики в разных научных центрах, начиная от Кристофера Фримена и заканчивая Джованни Доси. Кроме них следует упомянуть Шарлотту Перес, Евгения Кузнецова, Люка Суте.

Целая школа возникла на базе теории экономических циклов Кондратьева, которая в свою очередь во многом опирается на работы российских экономистов начала прошлого века. Эта научная традиция дала колоссальные результаты. Сегодня можно довольно надежно прогнозировать, опираясь на достижения эволюционной экономики, технологические траектории развития ведущих стран мира и общемировой экономики в целом на 20-30 лет. Возможно строить различные сценарии экономического развития, довольно точно определять приоритеты, на которые нужно делать упор, если мы хотим вырваться на траекторию успешного и устойчивого экономического роста.

- Правда ли, что при каждой встрече с Кудриным вы дарите ему учебник по экономике?

- Я ему дарю разные книжки, в зависимости от того, какая тема обсуждается. Но, судя по всему, он их не читает. Он руководствуется довольно примитивными догмами. Например, догма Кудрина номер один: российская экономика не может переварить денег больше, чем
29% от ВВП. Догма номер два: нефтедоллары - это лишние деньги, которые экономике России не нужны и от которых необходимо отказаться. Догма номер три: нельзя снижать налоговое бремя, потому что это якобы вызовет рост расходов и ускорит инфляцию.

То есть человек не осознает значение ключевого фактора современного экономического роста - научно-технического прогресса, который одновременно является и главным антиинфляционным фактором.

Ведь именно благодаря инновационной высокой активности американцы уже многие годы держат дефицитный бюджет и дефицитный платежный баланс, периодически - отрицательные ставки рефинансирования. То есть накачивают экономику деньгами, которые не приводят к инфляции только потому, что они направляются на научно-технический прогресс.

То же самое делают и китайцы, которые увеличивают денежную массу с темпом 40 % в год, и при этом вместо инфляции у них происходит дефляция, потому что деньги работают на рост производства и эффективности экономики.

- Есть ли страна, чью экономическую политику вы бы взяли за образец?

- Китай сейчас ведет очень эффективную политику.

- Подойдут ли нам его рецепты?

- Мы упустили много времени, но, тем не менее, многие элементы китайской политики нам подойдут, они ведь стандартные. Китайцы поднимают экономику за счет государственных банков развития, именно через них ведут денежную политику, направляя деньги на модернизацию. И государственная банковская система является главным двигателем экономического роста Китая, роста инвестиций. Аналогичная система действует в Индии, хотя и работает несколько по-иному. До этого подобную же систему эффективно использовали японцы после войны, да и европейцы со своей системой рефинансирования коммерческих банков под векселя предприятий, по сути, всю банковскую систему превратили в большой банк развития.

То есть грамотное управление кредитными ресурсами позволяет творить чудеса, потому что возможность кредита - это главное оружие государства в борьбе за экономический рост. 80% денежной эмиссии Японии и Америки идет на научно-технические и социальные программы, доля которых в их бюджете сегодня самая большая.

- Егор Гайдар рассказывал (см. TM № 69), что Россия последние полтора века отставала от развитых стран Европы примерно на 50 лет. И этот разрыв практически не сокращался. Можно ли его преодолеть?

- Это очень поверхностный взгляд, потому что для России всегда была характерна технологическая многоукладность. Она создавала и создает очень много проблем, но, тем не менее, наряду с устаревшими производствами в России всегда присутствовали передовые отрасли и сектора, которые при грамотной политике могли бы работать как локомотивы экономического роста для всей экономики.

Я думаю, для Егора Тимуровича не секрет, что в Советском Союзе впервые была запущена атомная электростанция, и наш человек первым полетел в космос. В дореволюционной России перед войной было заложено четыре автомобильных завода, и начали производиться первые самолеты Сикорского и первые авиадвигатели. Мы тогда были на передовом фронте научно-технического прогресса, но в то же время были и чудовищные стратегические просчеты, как, скажем, строительство водных каналов при Сталине. То есть картина далеко не так проста.

Отставание Советского Союза от ведущих стран в конце 1980-х годов в среднем можно было оценить в 20 лет. Но за последние 15 лет мы практически не продвинулись по магистральным направлениям научно-технического прогресса, и это отставание существенно увеличилось. Причем оно достигло необратимого характера в огромном количестве отраслей. Но в то же время у нас есть заделы, и прежде всего в области науки и некоторых передовых направлений НТП, которые при их полномасштабной реализации способны вытащить экономику на инновационный путь развития.

В их числе - атомная промышленность, где мы по-прежнему лидируем в мире, ракетно-космические технологии, генная инженерия и биотехнологии, где мы находимся на мировом уровне, хотя и отстаем по масштабам. Эти три направления входят в новый технологический уклад, который будет тянуть мировую экономику в ближайшие 20-30 лет.

Поэтому, направляя средства в эти конкурентоспособные передовые направления, к которым я бы еще добавил авиационную промышленность и лазерные технологии, мы получим точки роста, которые станут локомотивами для развития всей национальной экономики. Во всяком случае, в мировой экономике производство нового технологического уклада сейчас растет с темпами от 30% до 100% в год. И мы по некоторым позициям тоже демонстрируем хорошую динамику, хотя производства нового технологического уклада не получают никакой кредитной поддержки, из-за чего мы теряем людей и технологии. Но пока потенциал сохраняется, можно рассчитывать на прорыв.

- Если честно, то концепция точек роста смотрится как-то бледно на фоне Китая. Вы говорите об отдельных направлениях, а в Китае производится все: от детских игрушек до космических ракет. Не зациклимся ли, сконцентрировавшись на частностях?

- Нет, потому что в Китае, как и в любой экономике, есть та часть, которая самостоятельно может расширяться за счет рыночной самоорганизации, где особого государственного участия не требуется, например, производство нефти, на которую всегда есть спрос, или детских игрушек. А есть направления, где государственное субсидирование научных исследований играет критическую роль, например в авиационной промышленности.

Экономическая политика по определению всегда дифференцирована. Не нужно заниматься всем на свете. В тех отраслях, которые достигли фазы зрелости и существует сложившийся спрос, государство может отдыхать.

А в тех направлениях, где нужен прорыв и есть барьер синхронных затрат, который трудно преодолеть частным компаниям, необходима государственная поддержка. При этом этот барьер синхронных затрат меньше в передовых отраслях, которые только-только начинают зарождаться и развиваться. Например, в биотехнологиях и генной инженерии сегодня, чтобы создать преуспевающую фирму, нужно несколько миллионов долларов, в микроэлектронике - уже несколько миллиардов, а в автомобильной промышленности - десятки миллиардов. И государству не нужно брать на себя неподъемное бремя поддерживать все, необходимо сосредоточиться на точках прорыва. Это и есть современная технология венчурного капитализма: государство вкладывает деньги в создание точек роста, которые затем расширяются до уровня самовоспроизводства и дальше развиваются уже самостоятельно. Но это лишь один из элементов научно-технической политики, которая включает в себя еще приоритеты, прогнозы и многое другое.

- На ваш взгляд, высокие нефтяные доходы являются для России безусловным благом, либо фактором, консервирующим экономические проблемы?

- При нормальном управлении это, конечно, благо, а при нынешнем получается - чем больше мы получаем валютной выручки от экспорта нефти и газа, тем больше денег правительство уводит с внутреннего рынка и тем их меньше остается для российских инвесторов.

Все зависит от того, какая политика проводится в стране. На сегодняшний день политика колониальная, а это означает, что выручка от экспорта нефти и газа работает не на нас, а на заграницу.

- Разрешима ли проблема коррупции в России?

- Коррупция фактически сделала наше государство неработоспособным. Мы видим, что если крупный капитал сталкивается с желанием пролоббировать свои интересы, то его фактически ничем не остановить при нынешней системе власти. Мы пришли к ситуации, когда государство перестало существовать не просто как отдельный институт. Оно превратилось в некий набор структур, находящихся в состоянии круговой поруки, утратило механизмы ответственности за принятие решений. И та последняя конвульсия, которую мы сегодня наблюдаем с коммерциализацией социальной сферы, с отказом государства от выполнения уже социальных обязательств, - это рубеж.

Бороться, разумеется, можно и нужно. В первую очередь путем введения прямой уголовной ответственности за типичные правонарушения, совершаемые чиновниками, и политической ответственности правительства за уровень жизни. Это минимально необходимые, но очевидные меры, которые призваны обеспечить хотя бы элементарную дисциплину в исполнении законодательства.

Пока в нашем Уголовном кодексе существуют только две нормы, которые определяют ответственность чиновников за нарушение законодательства. Это халатность и превышение служебных полномочий или злоупотребление ими. Наказание за них колеблется от легкого испуга до 5 лет тюрьмы. И чем выше чиновники, тем меньше у них страх перед наказанием, потому что тем больше у них возможности эти резиновые статьи трактовать в свою пользу.

Я уже многократно вносил инициативу, которая расширяет уголовную ответственность чиновников за исполнение законов путем введения прямых норм ответственности за употребление в сфере распределения бюджетных денег, за необоснованное предоставление льгот, за приватизацию имущества по заниженным ценам. Во-вторых, я предложил исключить принцип персональной вины из доказательной базы в составе преступления. Я считаю, что мы не должны доказывать, имел ли чиновник умысел, совершая преступление, или не имел.

Мы должны исходить из того, что чиновники - люди грамотные, законы знают, иначе они не должны работать на государственной службе. Тем более что они проходят периодическую аттестацию. Следовательно, если они нарушают законы, значит, они это делают сознательно и понимают, какие будут последствия.

Поэтому я убежден, что мы не должны доказывать факт корыстного умысла, факт личной заинтересованности при расследовании того или иного должностного преступления. Было преступление, нанесен ущерб государству и обществу - отвечай. Вне зависимости от факта взяточничества.

- Кого вы считаете своими единомышленниками?

- Идеи, которые я отстаиваю, соответствуют общей позиции Российской академии наук. Можно сказать, что в нашей экономической науке сейчас сложился консенсус в отношении того, что нужно делать, он отражен в целом ряде записок от секции экономики Академии наук правительству и президенту. В эту секцию входят такие ученые, как Николай Яковлевич Петраков, Дмитрий Семенович Львов, Валерий Леонидович Макаров, Олег Тимофеевич Богомолов, Леонид Иванович Абалкин и многие другие ученые, признанные в мире. Очень много интересных работ написал Виктор Меерович Полтерович, он ярко показывает всю неадекватность проводимой сегодня политики.

А то, что сегодня делает власть, - это такое экономическое невежество, которое можно объяснить лишь полным отрывом правительственных экономистов от науки. Они и прикрываются мнением о том, что нет единой экономической теории. И то, что сегодня выработала наука по вопросам экономической политики, правительственным чиновникам, в силу особенностей мышления или, может быть, каких-то корпоративных интересов, не нужно. Кстати, китайские власти с гораздо большим интересом относятся к публикациям наших ученых, чем российское правительство.