Зажигалка с переменным напором

С 10 мая 1969 года по 15 июля 1990-го я курил. Как правило, болгарские сигареты: Одесса благодаря активной черноморской торговле и контрабанде давно привыкла к южным табакам. И довольно много: в полосы особо напряженной работы — до двух пачек в день, а в спокойном режиме — до пачки. Спички таскать в карманах не очень удобно — предпочитал газовую зажигалку.

Одна подробность поведения этого инструмента меня изрядно удивила: по мере расходования заряда напор газа явственно уменьшается. Между тем благодаря высокому давлению в резервуаре газ хранится в сжиженном виде. Я же, инженер-теплофизик по дипломной специальности, твердо помню: давление насыщенного пара над слоем жидкости зависит не от ее количества в емкости, а только от температуры. Выходит, зажигалка действует вопреки несомненным теплофизическим канонам?

К наблюдаемому противоречию я мысленно возвращался не раз. И лишь через несколько лет после окончания института наконец понял, в чем дело.

Бытовой сжиженный газ — смесь двух компонентов: пропана и бутана. Пропан кипит легче: в условиях атмосферного давления — при минус 43°C, а бутан — при нуле градусов. Поэтому при любой данной температуре давление пропанового пара выше, чем бутанового. Разница давлений так велика, что, например, автомобили заправляют двумя вариантами смеси: летней, где пропана половина, и зимней, где его 9/10. Для бытовых газовых плит выпускают смесь с 4/5 пропана. В газовых зажигалках, чтобы не порвать тонкие стенки баллона, пропана 1/5.

Поскольку давление пропанового пара выше, в смеси паров концентрация пропана больше, чем в смеси жидкостей. Он и расходуется быстрее. По мере работы двигателя, плиты или зажигалки концентрация пропана в резервуаре падает. Поэтому и суммарное давление паровой смеси снижается.

Никакого противоречия с теплофизикой. Просто я, после института переключившийся на программирование, далеко не сразу восстановил в уме изученные когда-то правила поведения смесей. Именно восстановил, а не вспомнил: пришлось вывести их из более очевидных сведений самостоятельно.

Кстати, еще через несколько лет я включился в интеллектуальные игры. И там окончательно убедился: способность логически выявить нечто, исходя из элементарных общеизвестных сведений, куда важнее и полезнее запоминания множества фактов и правил. Все, о чем могут спросить в игре (а тем более — в жизни), в любом случае не запомнишь. А вот «вычислить» (как говорят игроки) едва ли не все можно очень быстро. В интеллектуальных играх — в отличие от классических викторин — как раз и котируются вопросы на рассуждение, а не на знание. В игровой тусовке один из тягчайших упреков к вопросу — придуманная Борисом Оскаровичем Бурдой аббревиатура ЧЗВЧГКНЯ: чистое знание вопросом «Что? Где? Когда?» не является. Увы, нынешняя учебная политика — на всех уровнях, включая высшую школу, — все более поощряет запоминание, а тренировка способности к рассуждению постепенно оказалась задвинута далеко на задний план. Того и гляди, скоро даже играть некому будет — не говоря уж о серьезной самостоятельной работе.

Переоткрыв для себя поведение насыщенных паров над смесями, я решил каверзы ради проверить отца. Александр Анатольевич — теплофизик с мировым именем. Его научная специальность — методы составления уравнений состояния веществ — очень узка. Одновременно в мире ею занимаются человек сто. Одни приходят, другие уходят — но в целом больше и не требуется: эта сотня благодаря современным компьютерным методам, в значительной степени развитым моим отцом, успевает снабдить все отрасли науки и техники уравнениями (и вытекающими из них дополнительными сведениями о теплофизических свойствах) всех веществ, вовлекаемых в практику. И уже по меньшей мере с 1964 года — с момента защиты кандидатской диссертации — мой отец не покидает первую десятку этой сотни.

Стоило мне рассказать ему, что по мере расходования заряда газовой зажигалки давление падает, — и он, даже не дожидаясь моего вопроса, сказал: там, очевидно, заправлена смесь газов с разными температурами кипения.
Заметьте: отец, в отличие от меня, не знал состава смеси. Даже не держал в руках ни газовую зажигалку, ни баллон для ее заправки: в противоположность мне он никогда не курил. Но размышления, к которым я как человек с некоторой специальной подготовкой, напрямую относящейся к рассматриваемой теме, возвращался несколько лет подряд, заняли у него — профессионала, постоянно работающего в соответствующей сфере, — менее секунды.

Правда, лет через 15 я в каком-то смысле отыгрался. В 1994-м у меня наконец появился персональный компьютер (трофей с телетурнира «Брейн-ринг»). С тех пор и по сей день я то и дело подсказываю отцу приемы эффективного использования различных программ — даже тех, с коими он имеет дело куда чаще меня. Хотя с компьютерами мы оба начали взаимодействовать практически одновременно — в начале 1970-х. Но его математические и физические идеи воплощали в программы отдельные специалисты. Я же сам с 1972-го по 1995 год был программистом (с 1980-го — системным). И хотя для персоналок почти ничего не писал, но мне куда понятнее, чем отцу, внутренняя логика проектирования алгоритмов, взаимодействия функций, построения меню.

В бытность свою программистом я сам не раз убеждался: хороший специалист справляется с задачей, как-нибудь соприкасающейся со сферой его компетенции, несравненно быстрее и лучше дилетанта. Объективные исследования не раз доказывали: программисты с примерно равным опытом работы, но разным уровнем таланта и мотивированности могут в сотни раз отличаться и по производительности своего труда, и по эффективности созданного ими кода.

Впрочем, последний пункт в изрядной степени зависит от выбранного алгоритма решения задачи. Но хороший программист (в отличие от рядового кодировщика) способен и алгоритм существенно усовершенствовать. Мне не раз доводилось обнаруживать, что разработчик алгоритма просто не проделал математических преобразований, упрощающих ту или иную формулу даже не в разы, а на многие порядки: расчет, ранее отнимавший минуты машинного времени, сводился к нескольким арифметическим действиям.

Но мой личный опыт несравненно скромнее множества примеров цены профессионализма (и, увы, непрофессионализма), известных из истории.

Александр Васильевич Сильванский в 1938 году получил от тестя, народного комиссара авиационной промышленности Михаила Моисеевича Кагановича, щедрый подарок — конструкторское бюро умершего незадолго до этого Дмитрия Павловича Григоровича, авиазавод № 153 в Новосибирске и практически законченный Николаем Николаевичем Поликарповым проект истребителя И-180. Увы, роль Сильванского не ограничилась переименованием проекта в И-220. Он внес ради роста скорости мелкие поправки в меру собственного разумения. В результате даже самым искусным испытателям лишь с громадным трудом удавалось оторвать самолет от земли на считанные десятки метров. Немалые деньги, пущенные Сильванским на ветер, пришлось списать.

Сам И-180 (даже в модификации И-185) тоже в серию не пошел. Помешали, пожалуй, не столько превратности летных испытаний (на первом экземпляре, где еще не были установлены шторки регулировки охлаждения мотора, разбился Валерий Павлович Чкалов), сколько внутриведомственные интриги (в ту пору Александр Сергеевич Яковлев совмещал конструкторскую работу с отраслевым руководством).

Хорошо еще, что получившие сходный подарок (не любил нарком Поликарпова) Артем Иванович Микоян и Михаил Иосифович Гуревич нарастили дальность И-200 грамотно. Высотный МиГ-3 успешно воевал, пока весь выпуск двигателей Александра Александровича Микулина не поглотили штурмовики Ил-2 безупречно профессионального Сергея Владимировича Ильюшина...

Грамотный менеджер может организовать труд персонала любой квалификации. Например, со времен Генри Форда и Фредерика Уинслоу Тейлора работе на конвейере обучают кого угодно за считанные дни (а если это не удается — одну операцию делят на несколько, попроще). Но есть для менеджера не менее важное дело: выявить хороших профессионалов, найти им достойные задачи — и ни в коем случае не мешать действовать по собственному разумению.