Куда пойдет инфляция?

– Здравствуйте, господа. В течение довольно долгого времени, многих лет, мы ужасно расстраивались по поводу высочайшей инфляции, бушующей в нашей экономике. На мой взгляд, расстраивались слишком сильно, не стоила она того. Но расстраивались. Теперь мы ужасно радуемся по поводу того, что она у нас сократилась. За истекший 2009 год она оказалась однозначной, и все безумно радуются. Тоже, на мой вкус, немножко слишком радуются. Что у нас происходит? Что было главными факторами снижения темпов инфляции в прошлом году?

– Вообще говоря, снижение инфляции в прошлом году – это немножко за прошлое. У нас снижение инфляции – это в основном феномен второго полугодия. Посмотрите сами, как развивалась ситуация. Вот график, инфляция 100% – это декабрь предыдущего года. Зеленая линия небесно-болотного цвета – это 2009 год как раз.

– Тот самый, во время которого произошли перемены.

– Да. Красный – восьмой, синий, соответственно, седьмой. Весь первый квартал мы вообще опережали всю последнюю трехлетку, что совершенно неизбежно в ситуации, когда мы учинили девальвацию где-то начиная с ноября 2008 года. Там расчеты показывают, что лаг примерно месячный. И еще в конце 2008 года уже начали пытаться закачивать в экономику бюджетные деньги. Соответственно, когда девальвация закончилась у нас в конце февраля, с апреля началось некоторое сдерживание инфляции, то есть оно вошло в тот режим примерно, который был в два последних года. Опять-таки заметим себе, что еще никаких чудес не было, просто в первом квартале мы говорили: ой, а впишемся ли мы в 13% или, скорее, в 15%. Некоторые особо выдающиеся ребята говорили: да. А здесь говорили, что не, ну в 13−то мы, конечно, впишемся.

– Давайте перейдем к более радужным местам, начиная с лета.

– А начиная с лета мы впервые за очень долгий период наблюдали плато. Не одномесячную остановку цен.

– Там стандарт был в конце лета.

– И то не каждый год – связанную с тем, что плоды с овощами на диво уродились, – а некую стабильность в течение почти четырех месяцев, да, в общем, даже в ноябре цены не с начала месяца стали расти. Что нам и обусловило этот отрыв. Вот видно, уголок такой образовался, плато против роста в прошлые годы.

– В чем же здесь причина?

– Фундаментальная причина в том, что у нас в экономике депрессия, спроса нет и цены особо не растут. Причем не только в российской экономике, но и в мировой. Поэтому импорта инфляции тоже особо нет. В прошлые годы периодически нас разогревал то рынок зерна, то рынок мяса.

– В прошлом году ведь, собственно, и на этих рынках было удивительно спокойно, даже больше того – проседание цен.

– Вот я и говорю. У нас цены на зерно откатились к номиналам предшествующего года. И нам это, боюсь, еще икнется. И в мире происходило нечто подобное. Достаточно приличный урожай плюс известная ситуация с кризисом. Плюс у нас во втором полугодии действовал двойной дефляционный шок. С одной стороны, довольно-таки бодро укреплялся рубль. Как известно, немного потоптавшись около верхней границы, он, если не говорить об отдельных тычках вверх, стал довольно бодро укрепляться.

– По-моему, там процентов на 13−15.

– Где-то так, как бы не сильнее. Надо посмотреть, на память боюсь произносить цифры. И во-вторых, у нас на этом фоне была жестче, чем в прошлые годы, ситуация с денежным положением. Понятно, сальдо торгового баланса у нас маленькое, хотя цены на нефть поперли и даже номиналы экспорта повысились. Но тех чудес, которые были у нас в 2008 году, естественно, нет и, честно говоря, не предвидится. В то же время поддержка ликвидностью банков Банком России сосредоточилась в основном тоже на первом полугодии. Второе полугодие шло скорее под знаком стабилизации в этой сфере. Банки отдавали примерно столько, сколько и брали, а иногда даже отдавали несколько больше, чем взяли.

– Если позволите, вполне цирковой вопрос. Как бы вы оценили вклад в это самое плато и потом выход из многолетней тенденции, двузначной годовой инфляции, как бы вы оценили вклад депрессии, то есть сокращения спроса, улучшения для нас ситуации на мировых продовольственных рынках, правительственных усилий по сдерживанию инфляции? Что тут в большей степени сыграло, что в меньшей?

– Очень сильно нам, конечно, повезло со структурной инфляцией так называемой. На этом графике – вклады в приросты цен трех основных компонентов инфляции. Светло-коричневого цвета – вклады административно регулируемых тарифов. 1,5−2% в год. Были, есть и будут есть, очевидно. Зелененькое – это монетарная инфляция, где сидит все, включая и влияние курса доллара, потому что на самом деле они нерасчленимы. Если интересно, можно поговорить почему. А нет так нет. Серенькое – это всякая дрянь, которая находится в промежутке, включая проблемы с импортом инфляции. Первое, что у нас произошло, это вклад фактора импорта инфляции упал где-то с почти 3% в 2007−2008 году до величины примерно 0,5%. А учитывая точный счет, сами понимаете.

– Просто пренебрежимо. Это, по-видимому, и есть продовольствие? Или что-то еще?

– Это в основном продовольствие. И на втором месте – натуральное снижение…

– То есть, в сущности, это прекращение девальвации, наоборот, укрепление рубля.

– Здесь сыграло отсутствие импорта инфляции. Здесь сыграла драматическая ситуация с зерном и с мясом по ценам. Потому что за год потерять в цене весь годовой прирост прошлого года – это неслабо, если честно. В общем, вся эта гамма. Плюс мы вернулись на уровень примерно 6,5% по итогам года, с очень разной динамикой по кварталам, по вкладу монетарных факторов. Отметим, что в 2008 году было под девять. Примерно такая ситуация. Что касается вклада правительства, то тут, если говорить совсем по-простому, ситуация в значительной мере сложилась сама, конечно. Низкий уровень денежного предложения сформировался оттого, что у нас ЗВР растут слабо, ну и правительство достаточно аккуратно закачивало деньги в экономику. То есть в основном, скорее, заслуга правительства в том, что оно не делало чрезмерностей в прошлом году в плане борьбы с инфляцией. Сказать, что задействовались какие-либо чрезвычайно полезные меры, нельзя. Но и крупных ошибок не было сделано. И с денежным предложением, которое, скорее, недостаточно для вывода из кризиса, и боюсь, что мы тоже это еще почувствуем.

– Ну это совсем другая сторона проблемы, мы сейчас не о ней.

– Но все это ж в одном пакете. И с управлением курсом. Сказать, что он сильно эффективно управляется, нельзя, он идет за торговым балансом, в общем. Одно хорошо – что удалось не допустить передевальвации, верхнюю границу коридора ввели чрезвычайно вовремя, и еще лучше, что ее удалось удержать без растраты ЗВР. То есть рынок поверил, слегка поколебался, и пошло вниз.

– Потому что надо же честь знать. Поиграли полгодика, порезвились, но остановились.

– При всем при том. То есть, соответственно, было нормальное грамотное управление. Сказать, что были особо выдающиеся антиинфляционные меры, нельзя. Была в целом макроэкономическая политика, причем на инфляцию обращали все меньше внимания, когда стало ясно, что рассасывается. Но при этом крупных ошибок не делали, технично работали – ну и слава Богу.

– Теперь давайте поглядим, что будет дальше. Смотрите, что у нас происходит на грани между прошлым и нынешним годом. Во-первых, сегодня опубликовано, что за декабрь денежная база приросла в ежемесячном смысле самым быстрым образом с 2003 года, в декабре истекшего года. С января совершенно, на мой вкус, ничем не оправданным образом повышены тарифы. Может быть, вся эта радость, которую мы сейчас с вами обсуждаем, должна обсуждаться в прошедшем времени?

– У меня самое неприятное во всей этой истории, что, похоже, таки да. У нас уже есть инфляция за первую декаду. Для особо выдающихся зануд: за 11 дней. Это 0,7%.

– Первая декада января в нашей стране вообще ничего не характеризует.

– Первая декада января, в нее попадает большая часть, должно бы попадать все. Только в силу замечательности статистического сбора информации оно размазано. Должно быть целиком. Повышение административно регулируемых тарифов.

– То есть в тот момент, когда они повышены, а не когда по ним начали платить?

– Вообще говоря, с января они должны были попасть в первую декаду. Реально это будет размазано на два месяца, эти наблюдения, приход данных и так далее. Так устроен фактически поток. И мы получаем в январе инфляцию, пока сугубо оперативно, около 2%. То есть, на самом деле, на уровне трех последних лет никакого особенного снижения нет. Соответственно, откуда берется, учитывая, что у нас денежное предложение вроде бы будет расти, если не будет внешних шоков, того, сего, более-менее нормальным темпом, то есть не будет антиинфляционного шока здесь, и совсем уж ни к чему суперукрепление рубля двузначное. Совершенно непонятно, откуда возьмется антиинфляционный эффект. В этом смысле, конечно, 7,5, публично опубликованных, или 7, опубликованных устно, процентов роста инфляции вызывают сомнения.

– Вы имеете в виду за год?

– Ну да, за год. ИПЦ декабрь к декабрю. Вызывают живейшие сомнения. Впрочем, это было еще до первых январских данных.

– Но это было уже после того, как было известно, каким будет рост тарифов. А скажите, пожалуйста, если совсем уж с другой стороны посмотреть. А может, вообще надо бы поменять тон разговора? Может, надо говорить об инфляции не как о беде, а как о лекарстве? Потому как есть некая версия насчет того, что некоторые ведущие экономики мира так оживленно накачивали денежки в свои экономики, что начнется некая инфляционная гонка, рассчитанная на обесценение собственных обязательств. И в ней оказаться белой вороной, которая сидит, как известно, на празднике и укрепляет рубль, было бы странно.

– Ну, оказаться единственным честным среди жуликов…

– Это не лучшее занятие.

– Это последнее, что можно сделать. Как по известному анекдоту: «Это последнее, что он мог сделать. – Боюсь, что так и получилось, сэр». Но это один из сценариев. Если говорить о среднесрочных или долгосрочных сценариях, действительно обсуждается вариант, что ведущие экономики – Штаты и Евросоюз – возможно, пойдут на раскручивание инфляции, для того чтобы сбалансировать платежные балансы, для того чтобы попалить долги в инфляции.

– Да, собственно, это вполне естественный ход.

– По совсем конспирологической версии, чернокожий президент-популист в известной стране отчасти для того, чтобы смягчить для наиболее бедной части населения, которая аккурат чернокожая, социальное впечатление от роста цен.

– Как-то они от трех бортов в лузу шары закладывают. Как-то очень сложные расчеты.

– Это некая конспирология. Данная версия пока не является обязательной. Потому что, в общем, пока они больше всего боялись японского сценария.

– Есть чего бояться.

– Да. И поэтому получение положительной инфляции они рассматривали как некий позитивный итог: нам удалось не свалиться в дефляцию. Что будет дальше – это вопрос.

– Это действительно вопрос? По тем телодвижениям, которые предпринимают американские денежные власти, европейские, пока нельзя судить о том, как будут разворачиваться события?

– Вообще, где-то 2009−2010 год – это, на самом деле, только мы уже уходим от разговора об инфляции совсем, это некая точка развилки между двумя сценариями. Это сценарий сохранения статус-кво, когда ведущие игроки, маленько поигравшись и подстабилизировав экономики, договариваются, поскольку другого доллара у нас для вас нет, пытаются жить в той парадигме, в которой живут. Надо понять, кто заплатит за американские долги, – русские, китайцы. Китайцы вроде не готовы, русским вроде нечем, но могут заставить. Японцы, не японцы – вопрос. Арабы. И второй вариант – это начало наращивания событий, которые ведут к мультивалютному мироустройству, мультиполярному. И этот переход обязательно будет сопровождаться инфляцией. Просто принятие в отдельных странах односторонних решений под разговоры о теснейшей интеграции, сотрудничестве и о чем-то там еще.

– И запрете протекционизма.

– Да-да, обязательно. Он, правда, растет.

– Но мы же его запрещаем. Если растет, то он сам растет. Но мы-то запрещаем.

– Ну оно же само, причин-то нету. Он растет сам. Короче, под всей этой дымовой завесой – нужное вписать, ненужное вычеркнуть – начнется принятие односторонних решений, а в еще большей мере подготовка решений: переход к расчетам в национальных валютах в двусторонней торговле, валютные свопы, введение региональных расчетных союзов, которые в принципе повышают экономическую безопасность крупных стран второго эшелона. Или даже первого, но не имеющего своего веса в мировых институтах, как Китай. А эта ситуация делает миропорядок шатким. Потому что первое сильное движение – я не говорю, что это 2010 год, по нашим оценкам, это где-то район, извините, 2017 года.

– Это очень оптимистично. До 2017 года мы все забудем ваши оценки, все будет хорошо.

– Первое сильное движение – и страны начнут дистанцироваться друг от друга. Это будет сопровождаться, естественно, инфляцией. В принципе сейчас в ближайшей перспективе, если возвращаться к инфляции и к 2010−му, имеется существенная вероятность того, что если действительно идет выход из кризиса, если это правда, причем антикризисные программы продолжатся еще на полгода, что похоже…

– Очень похоже.

– …что заливка долларами рынка приведет к росту цен на сельхозпродукцию и на отдельные виды сырья. Причем никто особо сдерживать этот рост не будет. Потому что сильно проиграли производители, это политический вопрос. Боюсь, что у нас тоже. Мы попытаемся первые месяцы, когда нам надо принимать решения по сдерживанию роста цен на мясо, на зерно и так далее, мы будем говорить: ох, какая замечательная конъюнктура, давайте дадим возможность производителям получить свою ценовую премию. А потом мы будем говорить: ох, как мы попали.

– Тут я не готов разделить ваш прогноз. Но, в общем, такое тоже возможно.

– Такие риски существуют.

– Существуют.

– Мы не знаем, где мы находимся, но в принципе такое развитие событий возможно.

– Но в принципе, по вашим предположениям, вашим и ваших коллег, никаких внешних шоков в 2010 году можно не опасаться?

– Как сказать. Опасаться-то стоит. Вон мы видим, как год начался. И с тем же долларом, и с теми же ценами на нефть. Но, по базовому прогнозу, у нас цены на нефть повышаются до 90 в среднем за год даже.

– Без раскручивания долларовой инфляции, сами по себе?

– С раскручиванием. Только мало радости американским бездомным от яркого солнца над Вашингтоном.

– Хорошо помните, вам не по возрасту вообще-то.

– Потому что у нас штуковина, она, по нашим расчетам, уходит не столько в рост, который составит 2,5% максимум, а то и 2%, сколько в инфляцию, которая, по двум вариантам прогноза, у нас не то 9%, не то 9,5%. Учитывая, что мы ее не всегда досчитываем, там и 9,8% может вылезти.

– Если предположить, что какое-то право на существование имеет правительственный ориентир: 7,5−7%. Он ведь в таких условиях, которые вы сейчас вкратце обрисовали, не может означать ничего иного, как продолжение падения спроса.

– На минуточку, правительственный ориентир делался под цену на нефть 65 в среднем за год. Соответствующий уровень денежного предложения, Бог их ведает, какая у них денежная программа, хотел бы посмотреть, и как это бьется со спросом на деньги с довольно нормальным ростом. У них там за 3%, где-то около 3,5%.

– Понятно, что этот набор гипотез совершенно не согласуется с вашим, их обсуждать вместе нельзя.

– Мало того, что не согласуется с нашим. Ну два видения – это нормально. Та картинка, которую рисует правительство, просто означает, что в монетарной сфере там очень сильная зона напряженности. Потому что экономический рост в 3 с лишним процента означает рост спроса на деньги.

– Неизбежно.

– По определению. С другой стороны, 65 долларов за баррель после 61, по их же, за этот год означает, что у нас прироста ЗВР почти нет. Учитывая, что рост импорта идет. Ну они в этом плане ребята вполне здравые, все рассчитывается по-нормальному. Отсюда вопрос: каковы источники покрытия этого спроса. Если денежное предложение по каналу внешней торговли у нас толком расти не будет, около нуля с маленьким плюсом, скорее всего. Если мы сворачиваем кредитную поддержку коммерческих банков со стороны Банка России. Что за монетарная программа, которая обеспечит этот 3−процентный рост? Понятно, что она какая-то маленькая, отсюда и 7%. Но тогда откуда 3−процентный рост?

– Да, в общем, не очень понятно, как все это в одной корзинке укладывается.

– То есть там либо 7−процентная инфляция, либо тогда не 3%. Либо 3−процентный рост, но тогда, ребята, что за денежная программа, которая рост обеспечит и инфляцию сделает маленькой?

– Видите, какое дело. Вы же справедливо заметили, что основные экономики мира не собираются сокращать свои программы помощи. Нет особенного резона нам изображать святых в этой истории.

– Отчасти так. Тем не менее тут есть некая проблема.

– Некая проблема – это очень мягко сказано.

– Мы стараемся сдерживать бюджетные расходы, опять-таки уже господин Кудрин сам признал, что он маленько перегнул палку с бюджетом. Им говорили, что у вас, ребята, реальный дефицит 6,5%, а не 8,5%. Когда бюджет приняли, он признал, что да, это правда.

– Можно не сомневаться, что он знал заранее. Но это его стандартная игра, тут ничего неожиданного.

– Поэтому тут вопрос, насколько мы будем готовы к дополнительным расходам бюджета. Кредиты Банка России комбанкам – вроде как у нас генеральная линия на сокращение.

– Ну что, господа. Однозначная инфляция, как выяснилось из нашей сегодняшней беседы, может быть, в 2010 году и будет достигнута. Но если и не будет достигнута, это не очень страшно. Всего вам доброго!