Кризис, год третий

Easy, easy

Вопрос, который всегда определял судьбу российской экономики — цены на нефть. Как говорит управляющий директор ФК "Открытие" Евгений Данкевич, сейчас их прогнозировать практически невозможно. По его мнению, слишком многое связано не с объективными факторами, а с тем, что творится в головах участников рынка.

По крайней мере, один фактор, от которого сейчас серьезно зависят цены на нефть, виден почти всем профессионалам. Как напомнил на октябрьском саммите финансовых директоров начальник управления стратегического планирования и развития Юникредит банка Владимир Осаковский, начало российского оживления довольно точно совпало с началом практической реализации некоторыми ведущими странами так называемой политики quantitative easing (QE; количественное послабление). Снижая ставку рефинансирования и упрощая таким образом доступ к деньгам, правительства стимулируют инвесторов продолжать вкладываться в активы, тем самым поддерживая текущий уровень цен и инвестиций.

В результате дешевые деньги переполняют финансовую систему, спекулянты активно ищут объекты для инвестиций, и далеко не всегда это реальное производство. В Россию такие деньги попадают благодаря некоторым побочным явлениям QE, например carry trade ( "игра на разнице ставок"). Это происходило в том числе и с японской иеной. Ведь если на развитых рынках цена кредита стремится к нулю, то в России большим достижением оказывается снижение ставки до 9%. В результате появляется возможность, взяв деньги под 0% в одном месте, инвестировать их под 9% в другом. При ослабевшем долларе (а каким еще он может быть, когда его предлагают так много и без процентов?) — почти безрисковая операция.

Значительная часть этих денег уходит не только на денежный рынок, но и на сырьевой, а также на фондовые рынки, особенно развивающихся стран,— бурный рост индекса РТС родом из QE. В марте 2008 года профессор Финансовой академии Яков Миркин представлял доклад "Риски финансового кризиса в России", в котором говорилось о самом вероятном сценарии — развитии кризиса по внешним причинам. Эта презентация потерялась на фоне бодрых рапортов о невосприимчивости страны к потрясениям за рубежом и о спасительной привлекательности активов развивающихся стран. Осенью 2009-го никому уже не надо было объяснять, как внешние причины могут вызвать обвал в России. Равно как и то, что QE будет продолжаться лишь до первых признаков инфляции.

Чем это опасно для России? В отличие от осени 2008 года никакого кредитного бума сейчас нет. Так что деньги уйдут с фондового рынка, закроются кредитные окна для крупных сырьевых и металлургических предприятий — вот где сосредоточены главные опасности для российских компаний и инвесторов. До большинства компаний второго эшелона "финансовый прилив" еще не дошел, так что, видимо, и "отлив" им не грозит.

Троянские залоги

Чиновники Банка России заговорили об окончании кризиса. Заготовленные для спасения банков 150 млрд руб. отзываются на другие проекты. Но за этим радостным возбуждением в тень ушел один факт. Рост объема просроченных кредитов продолжается, к концу III квартала нынешнего года их было уже 5,4% по всей банковской системе. Цифра вроде бы не страшная, но и реальной картины она не отражает: банки уже научились "работать" с просроченной задолженностью.

Один из самых эффективных способов — реструктурирование. Выплата долга переносится на будущее, туда же перемещаются и проблемы. Поскольку система отчетности российских банков непрозрачна, надежных оценок таких "реструктурированных" кредитов нет.

Еще один вариант решить проблему с долгом — погасить его, отдав залог. Михаил Матовников, генеральный директор компании "Интерфакс бизнес сервис", уверен, что банки реализуют шанс, который выпадает раз в десятилетие. Дескать, им по бросовым ценам достаются активы с великолепным потенциалом роста стоимости. В пример Матовников приводит Альфа-банк. Еще весной Петр Авен, президент этого банка, первым заговорил о проблеме просроченных долгов, а уже в июле банк скупал эти долги у других банков.

Есть и другая точка зрения. Например, Максим Осадчий, начальник аналитического управления Банка корпоративного финансирования, рассказывает об эффекте "иллюзии залога". Он уверен, что банкиры сейчас переосмысляют функции залога. Раньше он казался панацеей: есть залог — нет нужды беспокоиться о возможной потере денег. Теперь, после массовых невозвратов, залог начинают рассматривать лишь как дисциплинирующий фактор для самого заемщика, который не отменяет для банкиров необходимости пристально изучать качество бизнеса клиента.

Между двумя этими мнениями — оценка главного экономиста Альфа-банка Натальи Орловой. Она считает, что изъятие залогов — дополнительная головная боль для банкиров, но в нынешних условиях это далеко не самая страшная проблема. Вопрос будет постепенно решен, не принеся банкам существенного ущерба.

По большому счету, разница между этими точками зрения — в ожиданиях относительно скорости восстановления российской экономики. В зависимости от того, как быстро будут возвращаться ее докризисные параметры, одни и те же залоги могут стать и "горячими пирожками", которые принесут хорошую прибыль, и обузой, лишающей возможностей роста.

Попробуем оценить влияние изъятых залогов на развитие банковской отрасли и девелопмента. По оценкам Натальи Орловой, недвижимость составляет около 50% всех залогов. Это подтверждает и недавнее интервью генерального директора компании "Сбербанк капитал" Ашота Хачатурянца газете "Ведомости". Значительная часть из $4 млрд активов, отошедших этой структуре,— девелоперские проекты и недвижимость должников. На подходе — активы еще на $10 млрд. Если считать, что 50% — это недвижимость, то в руках "дочки" Сбербанка в ближайшее время окажется зданий и строек на сумму, превышающую по объему весь рынок коммерческой недвижимости ($6-7 млрд), причем в "перегретых", докризисных ценах. У A1, "ВТБ — долговой центр", "ВЭБ-инвест" и подобных структур других банков — приблизительно столько же.

Если пресловутое "дно" и вправду пройдено, то половина из $110 млрд (сумма просроченной задолженности российских банков по оценке S&P) вернется в виде наличных — от реализации на рынке. Если рынок недвижимости на нефтяных деньгах вернется к докризисным ценам и объемам продаж, то и тогда банки смогут разобраться с доставшимся им "залоговым" наследием лишь года за два (при том, что все прочие продавцы недвижимости должны будут забыть о продаже своих объектов).

В противном случае, гораздо более вероятном, ситуация уже не будет выглядеть так "шоколадно". Рынок недвижимости не оживет, спроса на залоги не будет, дешевые торговые центры и заводские корпуса зависнут на балансах банков, их давление на рынок будет тормозить развитие новых девелоперских проектов, Сами банки лишатся необходимой им ликвидности. Останется только возвращать вклады и долги квадратными метрами.

Пенсионеры, вперед!

В прошлом году правительство отправило $200 млрд в госбанки, чтобы оживить кредитование реального сектора, но никакого результата не добилось. Следуя вполне нормальной на тот момент рыночной логике, банки использовали полученные деньги для игры на фантастически доходном валютном рынке. Хотя могло, конечно, быть еще хуже, если бы правительство попробовало профинансировать экономику через какую-нибудь госпрограмму поддержки реального бизнеса. Госпрограмма — это огромные расходы на транзакционные издержки (на услуги разных посредников), банальное разворовывание — и немного, для отчета, на саму поддержку.

В этих условиях, по мнению ректора Академии народного хозяйства Владимира Мау, правительство нашло едва ли не оптимальный в российских условиях способ "впрыска" денежного топлива в реальный сектор. Мау, правда, оговорился, что, возможно, это получилось случайно.

Речь идет о валоризации (перерасчете) пенсий. Решив, что у "советских" пенсионеров страховая часть пенсии несправедливо мала, власти решили ее увеличить. Каждый год "советского" стажа добавляет к пенсии 1%. В целом суммы роста пенсии отдельного пенсионера воображения не поражают — от 700 до 1300 руб. в месяц. Но общий итог выглядит солидно. Премьер Владимир Путин заявил, что рост пенсий в 2010 году обеспечит прирост внутреннего спроса на 1 трлн руб. (около $30 млрд). Эти деньги, по мнению многих экономистов, достанутся российским производителям. Конечно, что-то будет отложено на черный день, что-то — съедено инфляцией, что-то ухнет в бездонную бочку ЖКХ (для одинокого российского пенсионера коммунальные платежи составляет основную часть расходов). Но большая часть — не менее $20 млрд — окажется в розничной торговле. В первую очередь, конечно, в рознице продовольственной и фармацевтической. И эта сумма не потеряется. В последние годы объем российской продуктовой розницы превысил $200 млрд, фармацевтической — $10 млрд. Соответственно этой пропорции разойдутся и пенсионерские деньги. От $1 млрд до $2 млрд (надо учитывать, что расходы пенсионеров на лекарства больше, чем у работающих россиян) будут потрачены в аптеках, $18-19 млрд достанутся продовольственной рознице.

Скорее всего, большинство купленных на эти деньги товаров будут российскими (серьезных исследований потребительского поведения наших пенсионеров никто не проводил — до сих пор это была не самая перспективная целевая группа). До производителя дойдет — учитывая маржу розницы, дистрибуторов и логистов — от половины до 75% этой суммы. Даже если бы $200 млрд проскочили банковскую систему до производителя идеально, среднему и малому бизнесу отошло бы 10-15%, не больше, причем по ставке не менее 20% годовых. Беспроцентные $10 млрд смотрятся на этом фоне очень привлекательно.

Месторождения рабочей силы

В стратегическом обзоре "Россия: после бури" аналитики "Тройки Диалог" Кингсмилл Бонд и Андрей Кузнецов называют Россию страной, выигрывающей от азиатского роста.

Если присмотреться, реальных связей, которые позволят нам прицепиться к азиатскому локомотиву, не так много. Объемы торговли с Китаем резко сократились — до сентября мы наторговали лишь на $28 млрд, и эта цифра явно не успеет к декабрю дорасти до прошлогодних $50 млрд. А в чем еще могут быть бенефиции российской экономики, если не в росте торговли с сильнейшей азиатской экономикой?

Но в 2010 году все-таки произойдут изменения, которые можно назвать прорывом в отношениях российской и китайской экономик. Главный прорыв произошел, конечно, в головах. После осени 2008-го лидерские позиции Китая никто уже не берется отрицать — в том числе и Россия. Стало ясно, что проекты, рассчитанные на китайских (или, шире, азиатских) потребителей, надо запускать.

Первые такие проекты проходят важные реперные точки как раз в 2010-м. Прежде всего, будет закончено строительство железнодорожной ветки до Эльгинского угольного месторождения, которое собирается разрабатывать компания "Мечел". Эльга — это огромные запасы угля, более 2 млрд тонн, крупнейшие в мире неразработанные залежи так называемых жирных коксующихся углей. Потенциальные потребители — вся Азия, ежегодно с шахт Эльги планируется поставлять 30 млн тонн угля хорошего качества. Кроме того, компания Aricom, принадлежащая акционерам золотодобытчика Peter Hambro (ныне "Петропавловск") Питеру Хамбро и Павлу Масловскому, собирается построить первый в истории России новый металлургический комбинат — его строительство начнется в 2010-м. Завершится строительство ответвления в Китай от нефтепровода Восточная Сибирь — Тихоокеанское побережье (мечта, которую не успел воплотить бывший владелец ЮКОСа Михаил Ходорковский).

На развитие всех этих проектов есть большой спрос со стороны Китая. Дело в том, что российский Дальний Восток и китайская Маньчжурия (сейчас Дунбэй) — экономически отсталые по сравнению со своими метрополиями. В Маньчжурии много построенных в 1950-е годы промышленных предприятий, которые закрываются из-за истощения местных природных ресурсов.

При этом, как отмечает Ван Шицай, директор Института российских исследований Академии общественных наук провинции Цзилинь, соседские экономики часто дополняют друг друга. Дунбэй обеспечивает многие районы Китая зерном и фруктами, тогда как на Дальнем Востоке более половины зерна, мяса и овощей — привозные. Но самое главное, что население Дунбэя — 120 млн человек, то есть немногим меньше, чем население всей России. На Дальнем же Востоке и в Сибири — острая нехватка кадров. Тот же "Мечел", например, собирается кадры для Эльги вывозить за 400 км из города Нерюнгри — там на истощающемся месторождении живут 60 тыс. человек. Где будет брать кадры Aricom, вообще непонятно, металлургов на Дальнем Востоке никогда не было — зато в Маньчжурии их навалом. Пока перемещению рабочей силы мешают страхи россиян перед ползучей аннексии со стороны Китая. Но если развивать Дальний Восток, без китайских рабочих рук никак не обойтись.