Джеймс Тёрли, генеральный директор Ernst & Young: “Инвесторы себя чувствуют просто замечательно”

Гендиректор Ernst & Young Джеймс Тёрли полагает, что Россия достойна более высокого места в международных рейтингах

Американец Джеймс Тёрли редко бывает в своей лондонской квартире. Возглавляя одну из четырех крупнейших аудиторских компаний мира — Ernst & Young, он вынужден постоянно объезжать офисы этой бухгалтерской империи, распространившейся на 100 с лишним стран. Проработав всю жизнь в фирме, Тёрли сосредоточил над ней полную власть: в 2001 г. он возглавил совет директоров, а в 2003 г. стал гендиректором. И под его руководством она стабильно растет на 7-10% в год, в том числе благодаря подъему экономик развивающихся стран. В интервью "Ведомостям" Джеймс Тёрли рассказал, почему ему приходится искать сертифицированных китайских аудиторов по университетам всего мира и в чем ошибка составителей мирового рейтинга конкурентоспособности.

"Аудиторские компании нужно защитить от исков"

— Три года назад в интервью "Ведомостям" вы говорили, что "в ближайшие 2-3 года" мы станем свидетелями "значительного прогресса" в деле объединения стандартов отчетности МСФО и GAAP. Почему прогресс оказался не так значителен?

— Я бы не сказал, что нет прогресса. Я полагаю, что внедрение стандартов МСФО примерно в 100 странах — это очень сильный прогресс. В результате между органами, устанавливающими нормы МСФО и GAAP, стал развиваться очень активный диалог. Наша "дорожная карта", если хотите, — установление единообразия стандартов МСФО в этих 100 странах, а затем — движение к объединению US GAAP и МСФО. Мне кажется, что прогресс, достигнутый благодаря внедрению международных стандартов отчетности, является основой дальнейшего обсуждения вопроса.

— Получается, что, раз стандарт МСФО более распространен, он начнет влиять на американский стандарт GAAP?

— Главная задача сейчас для нашей фирмы и для всех других глобальных аудиторских компаний — делать все для того, чтобы следование стандартам МСФО было единообразным во всех странах. Мы не можем иметь французские МСФО, российские или австралийские. Должен быть один стандарт. Тот, который отражает экономический смысл транзакций в каждой отдельной стране и который понятен всем. Точно так же не может быть МСФО Ernst & Young или МСФО Deloitte. Мы должны достигать единообразия не только в разных странах, но и в разных аудиторских компаниях.

— В прошлом было восемь глобальных аудиторских компаний, потом — пять, сейчас — четыре. Есть ли вероятность, что "большая четверка" сократится до "тройки" или даже "двойки"?

— Нет, я так не думаю. На самом деле консолидация восьми фирм в пять была вызвана главным образом необходимостью увеличить их размер, для того чтобы они имели возможность обслуживать вновь появившиеся экономики, такие как Россия, Китай, страны Дальнего Востока. У фирм не было достаточного числа высококвалифицированных аудиторов, для того чтобы полностью укомплектовать штат всех восьми компаний, поэтому они стали объединяться. Очевидно, что сокращение их числа с пяти до четырех не было запланированным и добровольным, а стало результатом трагедии, обрушившейся на Arthur Andersen.

На мой взгляд, нет никакой вероятности дальнейшей консолидации в нашем секторе и сокращения числа компаний до трех или двух. Единственный риск, в результате которого число крупнейших аудиторских компаний может сократиться, заключается в недостаточной защите профессиональной ответственности компаний от судебного преследования. Во многих странах очень легко предъявить компании иск на огромную сумму. И сейчас в мире растет осознание того, что с точки зрения эффективного функционирования финансовых рынков прекращение деятельности одной из четырех аудиторских компаний в результате судебного преследования было бы крайне негативным фактором.

Осенью консалтинговая компания London Economics представила доклад, подготовленный по заданию Европейской комиссии, в котором как раз рассматривались вопросы консолидации и рисков, связанных с привлечением аудиторских компаний к ответственности. Вывод доклада — аудиторские компании нужно защитить от исков, которые могут их разрушить.

— Для инвесторов по большом счету все равно, какая из компаний "большой четверки" проводит аудит. В чем, на ваш взгляд, различия этих четырех компаний?

— Инвесторы хотят быть уверенными в том, что финансовые операции компании осмысленны и что отчетность, предоставляемая общественности, достоверно отражает ее финансовое состояние. Да, во многих случаях фирмы "большой четверки" могут провести высококачественный аудит. Но есть отрасли экономики, в аудите которых некоторые из четырех фирм занимают лидирующие позиции. Ernst & Young сильна в нефтегазовой отрасли, финансовом секторе, транспортном, технологическом. Не у всех фирм есть такие же возможности в этих ключевых отраслях. Это одно отличие. Главное же отличие в том, что нельзя скопировать корпоративную культуру Ernst & Young и талантливых людей, которые у нас работают.

"Мы нанимаем китайцев по всему миру"

— Какова специфика работы Ernst & Young в России?

— Мы были и остаемся лидерами [аудита] в России, так что масштаб нашего бизнеса здесь велик. И один из наших проектов — обучение деловых лидеров, которые могут присоединиться к нашей российской практике. Я полагаю, что вскоре мы увидим, как российские граждане начнут занимать руководящие позиции в Ernst & Young по всему миру.

— Как вы оцениваете подготовленность российских компаний к IPO?

— Я не могу говорить о деталях IPO. Но очевидно, что их здесь очень много. "Роснефть" провела огромное размещение. Наша практика [консультаций по поводу] IPO не только в России, но и по всему миру очень сильна.

— Перед размещением "Роснефти" много говорилось — например, Джорджем Соросом — о связанных с ним юридических рисках. Было трудно подготовить компанию к выходу на биржу?

— Я не могу давать комментарии по поводу наших клиентов.

— Как растет ваш бизнес в России?

— Мы растем здесь в среднем на 35-40% в год. Это быстро растущий рынок, экономика развивается очень позитивно, и наша практика здесь работает очень успешно.

— Какая доля приходится на Россию в глобальном бизнесе компании?

— Мы оцениваем нашу долю немного по-другому. Самый простой способ оценить ее — подсчитать число крупнейших компаний мира, которые являются твоими клиентами. Мы и еще одна аудиторская фирма боремся за 1-е место. Все зависит от того, по какому рейтингу считать — Business Week 1000 (рейтинг по рыночной капитализации. — "Ведомости") или Fortune 1000 (рейтинг по размеру годовой выручки. — "Ведомости"). Мы лидеры по аудиту, а также в налоговом и управленческом консультировании. Есть направления, например системное интегрирование или аутсорсинг, где мы не представлены, но в тех сферах, где мы работаем, мы занимаем лидирующие позиции на большинстве рынков мира.

— Какие страны являются приоритетными для Ernst & Young?

— Очевидно, что Россия — один из наших стратегических приоритетов, потому что мы наблюдаем здесь значительный рост. В мире есть несколько стран, практика в которых очень важна для Ernst & Young, поскольку на сегодня она там наиболее масштабна. Конечно, в число этих стран попадают США. Но если думать о лидерах завтрашнего дня, то мы должны говорить о странах BRIC — Бразилии, России, Индии и Китае — как о стратегических приоритетах.

— Есть какие-то особенности ведения бизнеса в Китае?

— Сейчас главной особенностью там является невероятная нехватка персонала. В Китае один аудитор приходится на 10 000 человек, а в США и Западной Европе — один на 1000. Так что на фоне бурного экономического роста в Китае наблюдается недостаток бухгалтерских талантов. Мы очень напряженно работаем над этой проблемой, ищем трудовые ресурсы, которые могли бы обеспечить потребности бизнеса. Мы нанимаем китайцев, говорящих на мандаринском диалекте, по всему миру — в университетах США, Канады, Западной Европы, — чтобы предложить им работу в Китае. В России тоже есть подобная потребность в людях, но не настолько острая, как в сейчас Китае.

— В мае разгорелся скандал из-за отзыва Ernst & Young своего отчета о банковской системе Китая: Пекин был недоволен указанной в отчете очень высокой оценкой размера плохих кредитов китайских банков. Financial Times, например, написала, что вы заключили фаустовский пакт c Китаем ради сохранения бизнеса в этой стране. Как часто приходится заключать подобные пакты?

— Я не согласен с таким определением. Мы не совершали сделку с Пекином. Пекин и другие [эксперты] указали на неточности в нашем отчете. Мы снова проанализировали его — как процесс написания, так и цифры — и обнаружили ошибки. Так что это не был пакт ни с кем. К сожалению, наш отчет не прошел через соответствующие каналы контроля качества и содержал некоторые фактические ошибки. Когда вы совершаете ошибку, очень важно то, как вы реагируете на нее. Мы немедленно ее признали и отозвали свой отчет.

— Кажется, что в крупных глобальных компаниях контроль качества должен быть автоматическим.

— Я согласен с вами. Мы допустили ошибку.

"Люди, которые уже вложили деньги, настроены позитивно"

— Как вы оцениваете инвестиционный климат в России?

— Мы уже много лет сотрудничаем с правительством России в рамках консультативного совета по иностранным инвестициям. Совместными усилиями, в которых правительство, конечно, играет роль локомотива, мы достигли постепенных улучшений. Это касается реформ, которые должны сделать страну более привлекательной для прямых иностранных инвестиций. Многое еще предстоит сделать в отношении и административных барьеров, и избирательного применения закона, и регулирования, и, конечно, для устранения коррупции. Но очень, очень значительные положительные перемены произошли в банковской, таможенной, налоговой системах, корпоративном управлении. Именно благодаря этим позитивным сдвигам приток прямых иностранных инвестиций в страну резко вырос.

— Но в рейтинге конкурентоспособности, составленном экспертами Всемирного экономического форума (ВЭФ), Россия занимает одно из последних мест из-за того, что в нашей стране, по мнению ВЭФ, недостаточно защищены права собственности и нет доверия предпринимателей судебной системе. Вы поднимаете эти проблемы в диалоге с правительством?

— Мы поднимаем разные проблемы. Но есть очевидное несоответствие между рейтингом ВЭФ и другими подобными рейтингами, с одной стороны, а с другой — большими успехами страны в привлечении прямых иностранных инвестиций. По заказу консультативного совета и правительства России было проведено исследование, которое показало, что подавляющее большинство людей, которые инвестируют в страну сегодня, получают прибыли от своих инвестиций и намерены вкладывать еще больше. Так что люди, которые уже вложили сюда деньги, настроены исключительно позитивно по отношению к России как к объекту инвестиций. Это противоречит данным рейтинга ВЭФ, и поэтому правительству надо работать над инвестиционным имиджем страны.

— А почему, несмотря на низкие рейтинги, инвесторов привлекает Россия?

— Компании видят стабильную, быстро растущую экономику, они видят страну, обладающую огромными природными ресурсами, страну, которая заметно продвинулась вперед, как я уже говорил. Я не могу комментировать рейтинги, представляемые людьми, которые не инвестируют деньги, а вместо этого составляют табели о рангах разных стран. Я не знаю, каковы их методология и критерии. Это проблема имиджа.

— Как, на ваш взгляд, можно его улучшить?

— Эта работа ведется. Проведенное исследование позволило узнать, как себя чувствуют уже пришедшие в страну инвесторы: они себя чувствуют в России просто замечательно. Следующий этап — определить, как можно передать настроение в высшей степени удовлетворенных нынешних инвесторов тем будущим инвесторам, которые пока еще не пришли в страну. Понять, что их беспокоит и что надо сделать, чтобы они пришли.

— Дело ЮКОСа очень сильно беспокоило иностранных инвесторов. Оно все еще учитывается как специфический российский риск?

— Я так не думаю. Инвесторов волнуют проблемы, которые имеют более общий характер, чем отдельные, изолированные случаи. Есть целый ряд специфических причин, по которым тот или иной отдельный случай мог произойти. Я думаю, что инвесторы смотрят шире — на стабильность юридической системы, а также банковской, стабильность налогообложения и бухучета, на административное бремя. Россия преуспевает в решении этих проблем. Хотя работы у правительства еще предостаточно.

"Ротация фирм — плохая идея"

— Как часто компании должные менять своего аудитора?

— Это очень интересный вопрос. Он был одним из главных во время дискуссий по поводу качества корпоративного управления сразу после дела Enron. Я, как и мои коллеги по профессии, думаю, что компании и их советы директоров просто должны быть уверены в том, что они наняли правильную аудиторскую фирму, уверены в ее возможностях. Я полагаю, что нет никаких положительных сторон в смене аудиторской компании через определенное количество лет. Напротив, есть много негативных. По этому поводу было проведено несколько академических исследований. Все ученые пришли к выводу, что обязательная ротация аудитора каждые пять или семь лет в действительности вредит качеству аудита. В частности, пропадают накопленные знания, которые необходимы для проведения качественного аудита. На мой взгляд, важно, чтобы старший партнер, который подписывает аудиторское заключение, менялся каждые пять или семь лет, чтобы гарантировать независимость оценок и объективность. Так что ротация фирм — плохая идея, а ротация партнеров абсолютно необходима.

— Из-за огромного дефицита бюджета американские власти сейчас активно борются с уклонением от уплаты налогов. Выяснилось, что аудиторские компании советовали своим клиентам пользоваться налоговыми офшорами. Как это расследование отразилось на вашей компании?

— Было время, когда рынок и, к сожалению, аудиторские фирмы были слишком сильно сосредоточены на том, что я называю агрессивным налоговым планированием. Некоторые называют это использованием налоговых офшоров. Для меня важно, что все фирмы, Ernst & Young или любые другие, которые продвигали эти схемы, прекратили подобную деятельность 4-5 лет назад. Мы сейчас этим бизнесом не занимаемся. Наш бизнес — предоставление налоговых советов высокого качества. Это то, что мы делали всегда. Мы помогаем людям планировать свои налоги и выполнять требования закона. Одновременно, а не то или другое по отдельности.

— В чем разница между уклонением от налоговых платежей и их оптимизацией?

— Я не эксперт по налогам. Но очевидно, что должна быть деловая цель в сделках любых компаний или физических лиц. Это то, на что в первую очередь обращают внимание налоговые специалисты Ernst & Young и других аудиторов.

— Возможно ли, на ваш взгляд, описать в законе, что является уклонением от налогов, а что — легальной оптимизацией?

— Вы знаете, очень многие люди пытались написать такое определение без всякого успеха.

— На американском фондовом рынке новый скандал — менеджеры получали опционы на акции своих компаний задним числом, что позволяло им, как полагают регуляторы, незаконно наживаться. Приведет ли этот скандал к новым ужесточениям правил и законов?

— Я внимательно слежу за этими событиями. Мне кажется, в этом деле смешиваются совершенно разные по своей природе транзакции. А их скопом сложили в одну корзину. Например, топ-менеджерам предоставлялись гранты, которые выглядят как опционы, датированные задним числом. А некоторые гранты предоставлялись большому количеству простых сотрудников компании. Оформление опционов для 500 или 1000 человек могло занять 2-3 недели после принятия решения об их выдаче, но формально это тоже опционы, выданные задним числом. Многие люди теперь жалуются, что это административная проблема, а не злой умысел. Есть и промежуточные случаи. Но что важно знать, так это то, что с точки зрения бухгалтерского учета время выдачи опциона не имеет никакого значения. Поэтому эта проблема не бухгалтерская, если, конечно, считать, что такая проблема вообще существует. Это скорее вопрос корпоративного управления, который должен рассматривать комитет по вознаграждениям в совете директоров.