Рецепты Алексея Улюкаева

— Насколько Вы считаете успешной реализацию денежно-кредитной политики Банка России в завершившемся году, насколько удалось выдержать параметры по инфляции и по реальному укреплению курса рубля?

— Я результатами удовлетворен. И думаю, что многие в начале прошлого года не ожидали, что результаты будут такими. Я имею в виду весь спектр оценок, включая темпы экономического роста: мы довольно твердо выходили на цифру 7%. Контроль за инфляцией, с формальной точки зрения, мы вроде бы несколько не выполнили: исходили из того, что надо уложиться в 8,5%, по факту получается 9%.

— МЭРТ планировало примерно 9%, по­этому можно сказать, что результат совпал с ожиданиями.

— Минэкономразвития уточнило прогноз на 9% в первом полугодии 2006 года, изначально же министерство тоже исходило из 8,5%. Мы считали, что есть шанс все-таки уложиться в 8,5%, но мы его не полностью использовали. Тем не менее сам факт того, что мы в ситуации высокого положительного сальдо торгового баланса и текущего счета платежного баланса снизили инфляцию относительно 2005 года практически на 2 процентных пункта, — это лучший результат за последние годы. Мы постоянно присутствуем на внутреннем валютном рынке для его баланса, в результате чего мы очень быстро наращиваем золотовалютные резервы, не стремясь к этому, а понуждаемые объективной ситуацией. Это создает очень высокие темпы динамики денежного предложения, чистые международные резервы очень быстро росли. Соответственно, мы эмитировали очень большое количество рублей: денежная база росла значительно более высокими темпами, чем это предполагалось. При этом активность коммерческих банков в части кредитования привела к тому, что и денежная масса тоже очень быстро росла.

— Какие меры предпринимаются для сдерживания инфляции?

— И у Банка России, и у правительства есть набор инструментов для этого. Со стороны правительства это, безусловно, механизм контроля тарифов естественных монополий, так, темпы роста тарифов коммунального хозяйства в прошлом году были практически в два раза меньше, чем в 2005 году. С нашей стороны это, во-первых, инструменты курсовой политики, такие как укрепление номинального курса рубля. Мы еще подойдем с вами к разговору о реальном курсе. Но я хочу отметить, что номинальный курс рубля в прошлом году укреплялся значительно более высокими темпами, чем в 2005 году: к корзине из доллара и евро мы укрепились более чем на 4% номинально, к корзине в целом наших торговых партнеров — примерно на 3,4%. При этом укрепление реального эффективного курса рубля было почти на 3 процентных пункта ниже, чем в 2005 году, когда оно составило 10,5%. Во-вторых, это, конечно, инструменты процентной политики. До 2005 года мы вынужденно почти не пользовались ими, потому что ситуация постоянного избытка ликвидности приводит к тому, что нет спроса на эти инструменты. В прошлом же году ситуация несколько изменилась: мы четыре раза поднимали ставки по своим однодневным и недельным депозитам, а также ставки по операциям РЕПО, ставки по размещению облигаций Банка России. Это привело к тому, что банки стали рассматривать эти инструменты как интересные, выгодные для них, как мощный ресурс для управления ликвидностью.

— Какие тенденции в прошлом году, на ваш взгляд, были также важны?

— Рос спрос на деньги со стороны экономики. С одной стороны, экономический рост был реально больше, чем предполагалось, с другой стороны, скорость обращения денег в прошлом году замедлилась примерно на 9% относительно 2005 года, при этом замедление скорости оборота денег не сопровождалось инфляционным всплеском. В свою очередь, замедление скорости оборота денег — это также результат нашей политики, не только чисто денежной, но и всей, в том числе и надзорной, — об этом говорит возросший безналичный оборот, уменьшение доли наличных денег, рост депозитов. Одновременно у нас достаточно быстро происходила дедолларизация экономики. Сначала снижались темпы роста валютных депозитов относительно рублевых, а начиная с мая прошлого года стала снижаться и абсолютная величина валютных депозитов. В результате объем дедолларизации за девять месяцев прошлого года составил 10,3 млрд долл.

— Это, наверное, еще связано с укреплением курса рубля?

— Это связано в целом с повышением привлекательности инвестиций в рублевые инструменты. А также и с курсом, и с процентной политикой, и с ростом доверия к банковскому сектору. Инструмент процентной политики в условиях свободы движения капиталов — «обоюдоострый». С 1 июля прошлого года рубль конвертируем не только по текущим, но и по капитальным операциям. И если мы будем слишком свободно пользоваться инструментом процентной политики, мы спровоцируем большой приток капитала в Россию. Этот инструмент мы используем с оглядкой на движение капитала. Мы имеем вспомогательные инструменты, такие как резервные требования по фондированию за рубежом. В прошлом году мы уровняли норматив резервных требований по задолженности банков перед нерезидентами с их задолженностью перед резидентами. Раньше была такая своеобразная премия за фондирование за границей: по внутреннему фондированию норматив составлял 3,5%, а по внешнему — 2%. При необходимости мы и в дальнейшем можем снижать стимулы к фондированию за рубежом, повышая норматив резервных требований.

— Насколько вероятно все-таки выдержать те параметры, которые закладывались в основные направления денежно-кредитной политики на этот год? Было четыре сценария в зависимости от цены на нефть, которая закладывается в этот прогноз, разные диапазоны укрепления курса рубля — от 0 до 10%. Ну, и диапазон инфляции тоже довольно широкий…

— Нет-нет… Диапазон инфляции не зависит от сценариев вообще, мы говорим, что цель по инфляции должна быть достигнута при всех четырех сценариях, только это будет происходить через разные инструменты. В первом сценарии предполагается недостаток ликвидности, и Банк России должен быть чистым поставщиком ликвидности на рынок, то есть должны быть задей­ствованы наши механизмы рефинансирования, ломбардные кредиты. А в трех остальных предполагается избыток ликвидности, и Банк России должен абсорбировать избыточную ликвидность. Инструменты политики разные, а цель одна и та же. Наиболее вероятным нам вместе с правительством представляется второй сценарий, который предполагает цену нефти 61 долл. за баррель. Вероятнее всего, укрепление рубля будет на уровне 4—5%, притом что инфляция будет в пределах 8%. Укрепление номинального курса — это средство снизить инфляцию, но им нужно пользоваться таким образом, чтобы снижение инфляции не вызывало слишком большого укрепления номинального курса.

— Как вел себя в прошлом году рубль относительно других валют?

— В конце прошлого года произошло снижение курса доллара относительно большинства валют, прежде всего относительно евро, но также относительно фунта, швейцарского франка и иены. Поскольку мы позиционируем рубль относительно бивалютной корзины, то укрепление евро относительно доллара означает для нас только одно: мы номинально укрепляемся относительно доллара и при этом ослабляемся относительно других валют.

— А что при этом происходит с российскими производителями?

— Особенность нашей внешней торговли состоит в том, что большая часть импортных контрактов номинирована в евро, а подавляющая часть экспортных — в долларах. Поэтому укрепление рубля относительно доллара и при этом ослабление рубля относительно евро означает, что экспортеры действительно страдают, а вот импортеры — нет. Импортозамещение в этой ситуации не страдает, то есть это не проблема для пищевой промышленности или для автомобилестроения, но это проблема для тех, кто экспортирует сырье, и для тех, кто, например, строит ГЭС в Китае или Индии. Но это част­ная проблема, поскольку есть механизмы гарантий по экспортным кредитам, есть механизмы субсидирования процентной ставки, которыми может пользоваться правительство. Есть более общая проблема: несколько лет подряд мы видим, что происходит укрепление рубля.

— А для чего оно необходимо?

— Вообще говоря, использовать заниженный курс национальной валюты для поощрения промышленного развития вы можете только в одном случае: если у вас есть очень большая недозагрузка производственных мощностей. За счет низкого курса валюты растущий внутренний спрос может удовлетворяться за счет дозагрузки внутренних производственных мощно­стей. С 1999 по 2006 год мы почти полностью прошли этот путь, и в большинстве секторов промышленности этих возможностей уже нет: дозагрузка производственных мощностей вышла на оптимальный уровень и в некоторых случаях даже превзошла его. Поэтому сейчас единственная возможность использовать рост внутреннего спроса — это делать дополнительные инвестиции, но для этого нужно закупать оборудование, технологии, ноу-хау и т.д. Только внутренними ресурсами эту проблему мы решить не можем, поэтому многое закупается по импорту. Если мы посмотрим на динамику роста импорта, то увидим очень высокие темпы роста — порядка 30% у нас будет за прошлый год, при этом темпы роста инвестиционного импорта примерно в три раза выше, чем темпы роста потребительского импорта. И для тех наших производителей, кто сейчас инвестирует, кто строит новые предприятия, оснащает их новым оборудованием, укрепление рубля — это благо, потому что позволяет удешевить расходы на модернизацию. Пока ситуация складывается таким образом, надо делать инвестиции, а через два-три года, когда положение и с курсом, и в целом с макроэкономикой может измениться, пожинать плоды этих инвестиций.