Какие страны выиграют от кризиса

Это продолжение серии публикаций российских экспертов из Ассоциации независимых центров экономического анализа (АНЦЭА) о стратегических проблемах развития страны.

Многие международные эксперты и организации (ОЭСР, Всемирный Банк, МВФ) солидарны в том, что сейчас формируется посткризисная модель развития мировой экономики на среднесрочную перспективу. Вход в подобную фазу часто сопровождается изменением конкурентных позиций на десятилетия.

Поэтому интересно, насколько по сравнению с докризисной ситуацией изменились базисные факторы конкурентоспособности крупнейших экономик мира (без учета России — о ней стоит поговорить отдельно). Существует ряд теорий, предлагающих различные наборы факторов конкурентоспособности, но мы воспользуемся упрощенной структурой, разделив эти факторы на ценовые и неценовые.

Для оценки изменений ценовой конкурентоспособности мы будем пользоваться тремя показателями:

*    ценовая конкурентоспособность трудовых ресурсов;

*    энергосырьевые издержки;

*    реальные эффективные валютные курсы.

В оценке неценовой конкурентоспособности мы предлагаем использовать интегральный индекс конкурентоспособности Всемирного экономического форума (ВЭФ), учитывающий целый набор неценовых параметров, включая качество физической инфраструктуры, человеческого капитала, институтов и регулирования, национальной инновационной системы. Низкий вес ценовых факторов для развитых стран мира позволяет использовать его в качестве индикатора изменений именно неценовой конкурентоспособности.

Трудовые и энергетические издержки

Анализируя ценовую конкурентоспособность факторов производства, можно сделать ряд выводов.

Во-первых, труд в целом стал более дорогим, и его относительное удорожание продолжается. В дальнейшем этот процесс может запустить широко обсуждаемую тенденцию роста доли труда в расходах компаний.

Во-вторых, развитые азиатские экономики существенно повысили конкурентоспособность труда по сравнению с докризисным состоянием. Действительно, из крупных развитых стран за 2005-2011 годы накопленный прирост производительности труда (в расчете на работника) превысил прирост трудовых издержек в Польше, Германии, Южной Корее и Японии, а в расчете на час труда (другая мера, используемая ОЭСР) — только в Японии. Сопоставимые данные по Китаю отсутствуют, но, согласно национальной статистике и данным МВФ, рост трудовых издержек в Китае (160%) превысил рост производительности одного занятого (100% по данным МВФ, 80% по данным ООН) примерно в полтора-два раза.

В-третьих, сохранился паритет европейских стран и США по соотношению производительности труда и трудовым издержкам. Последние выросли сопоставимо для ЕС и США.

В-четвертых, в результате «сланцевой революции» США сохранили позицию лидера среди развитых стран по энергетической конкурентоспособности. Цены на газ и электроэнергию в европейских экономиках почти «догнали» японские, увеличившись с 2005 по 2011 год примерно на 54%. В США за тот же период цена на газ снизилась более чем на 40%, а электроэнергия для промышленных потребителей подорожала лишь на 20%.

В среднесрочной перспективе конкурентное преимущество США, вероятно, сохранится или усилится. Но в прочих развитых и особенно в развивающихся азиатских экономиках энергия остается дорогой. Например, в Китае, согласно данным Caixin, промышленная электроэнергия на треть дороже, чем в Германии, и на 75% дороже, чем в Польше.

Фактор курса

Опасения «валютных войн», несмотря на громкие заявления, пока не подтвердились — прямые валютные интервенции после кризиса использовались только Китаем и Швейцарией (последней — в рамках обеспечения «потолка» для валютного курса) и не вызвали крупного международного резонанса. Сверхмягкая денежная политика ряда развитых экономик (США, Японии), заметно стимулирующая ослабление их валют (японская иена, в частности, подешевела до 5-летних минимумов) также не вызвала симметричной реакции центробанков других стран.

Однако курс исторически рассматривается как инструмент поддержки конкурентоспособности, поэтому следует обратить внимание, что курс ряда валют сегодня существенно отличается от докризисного:

*  корейская вона и доллар США стоят значимо дешевле, чем перед кризисом;

*  китайский юань, несмотря на фиксацию курса в кризис, стоит заметно дороже;

*  японская иена в последние полгода (на ожиданиях и в результате нового количественного смягчения) покрыла разницу с предкризисным значением, в 2013 году при продолжении сверхмягкой монетарной политики ее реальный эффективный курс, вероятно, достигнет значений 10-летней давности.

Таким образом, можно предполагать, что из крупных экономик по сравнению с докризисной ситуацией преимущества от курсовой динамики сегодня получают США, Южная Корея и с конца 2012 года Япония.

Неценовые факторы конкурентоспособности

Неценовые факторы конкурентоспособности принято объединять в одну группу не в силу их меньшей важности, а в силу большей сложности квантификации и сопоставления этих параметров, многие из которых носят качественный, а не количественный характер. Как правило, измеряются подобные параметры при помощи опросов или косвенных индикаторов. Одним из наиболее распространенных агрегатных (сочетающих опросы и статистические данные) показателей конкурентоспособности представляются доклады Всемирного экономического форума (ВЭФ), содержащие оценку конкурентоспособности по группам факторов.

Большинство развитых экономик после кризиса опустились в рейтинге ВЭФ.

Исключением стала Германия, единственная из экономик «большой семерки», рейтинг которой на 2012-2013 годы был выше, чем в 2006-2007 годах При этом конкурентоспособность США, по ВЭФ, существенно снизилась на выходе из кризиса, с 2010 года — в первую очередь из-за неготовности к дальнейшему инновационному росту.

Напротив, позиции азиатских экономик в рейтинге конкурентоспособности улучшаются. Южная Корея стала одной из немногих крупных развитых экономик, оценка конкурентоспособности которых была улучшена по результатам кризиса. Оценка конкурентоспособности Китая равномерно выросла по всем подгруппам рейтинга ВЭФ, включая неценовые (эффективность рынков и готовность к инновациям).

Похожая тенденция заметна и в наиболее важной для развитых стран компоненте «готовности к инновациям» (подиндекс С), где ухудшились позиции большинства развитых стран (исключение — Южная Корея), причем наиболее значимое и устойчивое падение было зафиксировано в США: со второго на седьмое место. Из крупных экономик в лидерах остались Япония (второе место) и Германия (четвертое место). Китай на этом фоне заметно увеличил конкурентоспособность в части готовности к инновациям, поднявшись с 45-го на 34-е место.

Следует отметить, что ухудшение положения развитых стран не сопровождалось ухудшением оценок всех стран рейтинга ВЭФ — напротив, неравномерность распределения конкурентоспособности существенно снизилась. Медианная и средняя оценка конкурентоспособности стабильно росли после кризиса, первое после кризиса снижение медианы было зафиксировано только в докладе на 2012-2013 годы, быстро восстанавливается и компонента «готовности к инновациям».

Вероятно, в перспективе это осложнит создание нового поколения «инновационных монополий» в силу снижения разрыва между странами-лидерами и среднемировым уровнем.

Новые лидеры 

Наш короткий анализ вряд ли позволит нам гарантированно выявить экономики — лидеры нового цикла роста: относительная важность факторов конкурентоспособности, которые мы проанализировали, меняется во времени, актуальными могут стать и факторы, оставленные за бортом. Однако можно выделить несколько нетривиальных тенденций.

Во-первых, судя по всему, Германия и Южная Корея — единственные крупные развитые экономики, успешно использовавшие кризис для роста ценовой конкурентоспособности почти без потерь для конкурентоспособности неценовой.

Крупные развивающиеся экономики (включая Китай) существенно улучшили «заделы на будущее», судя по снижению неравенства в индексе ВЭФ, однако в целом скорее потеряли, чем приобрели конкурентоспособность по сравнению с докризисной ситуацией — стоимость труда существенно выросла в отсутствие сопоставимого роста его производительности.

Во-вторых, улучшения конкурентоспособности США не наблюдается: трудовые ресурсы страны становятся менее конкурентоспособными при явном ослаблении инновационного потенциала.

Менее явно, чем ВЭФ, это фиксируют и доклады швейцарского IMD, содержащие больше статистических показателей и меньше опросов (33% против 58% в докладе ВЭФ). Таким образом, основным явным улучшением конкурентоспособности экономики США становятся феноменально снизившиеся энергетические издержки – самые низкие среди крупных экономик, не экспортирующих энергоресурсы. Выглядят обоснованными опасения, что на столь высокой стадии развития экономики США будет непросто обеспечить устойчивый рост и создавать новые высокооплачиваемые рабочие места, опираясь, преимущественно, на подешевевшие газ и электроэнергию.

В-третьих, в результате кризиса выигрыш по ценовой конкурентоспособности труда получили развитые экономики Азии и отдельные экономики Восточной Европы.

В перспективе существенно улучшится ценовая конкурентоспособность труда в периферийных экономиках зоны евро (особенно в Ирландии, Испании и Португалии). Ценовое преимущество китайского труда сохранится в среднесрочной перспективе, но существенно снизится — при существенно отстающем росте производительности.

В-четвертых, заметно снизилось неравенство экономик в конкурентоспособности, поэтому в ближайшем будущем возрастает ценность «малых шагов» по повышению конкурентоспособности, наподобие осуществляемых рядом ведомств и координируемых Агентством Стратегических Инициатив (АСИ) дорожных карт по улучшению отдельных аспектов ведения бизнеса.