"СТАЛИН ПОПАЛ В НАШИ ГЕНЫ": Интервью с писателем Виктором Ерофеевым

Виктор Владимирович Ерофеев (65 лет) рос между сталинизмом и западным миром. Его отец был переводчиком Сталина и позднее советским атташе по культуре в Париже. В 1979 году Ерофеев стал одним из соучредителей самиздатовского литературного альманаха „Метрополь“. Ерофеева исключили из Союза писателей СССР, что фактически означало запрет на писательскую деятельность. Во времена перестройки он написал роман „Русская красавица“, опубликованный в 1990 году и переведенным на 27 языков. „Хороший Сталин“ (2004 г.) тоже разошелся большим тиражом. Ерофеев считается сегодня одним из непредсказуемым представителем российской интеллигенции: он - то за Путина, то (по большей части) против. Его последняя книга „Акимуды“ - литературная сатира на Россию. 

“ШПИГЕЛЬ”: Виктор Владимирович, вы написали о своей родине довольно-таки сумасшедшую книгу. По-вашему, о России можно писать только так?

Ерофеев: Чтобы объяснить Россию, нужны разные книги. И сумасшедшие книги здесь лишними не будут.

“ШПИГЕЛЬ”: Даже сам жанр, избранный вами, необычен: вы соединяете исторический роман и научную фантастику.

Ерофеев: Что ж, спасибо, - для меня это самый большой комплимент. Каждый писатель мечтает создать новый жанр. Писательство – это как добыча полезных ископаемых: почти все копают в одном и том же месте, хотят писать классические романы и потом в какой-то момент восклицают: «Роман умер!». Но есть и другие места, где можно копать. И одно из них я открыл.

“ШПИГЕЛЬ”: Вы разрабатываете безумный сюжет: в России оживают и захватывают власть мертвецы, которые считают себя спасителями не только страны, но и мира. Что вы хотите сказать этой метафорой? Что Россию настигает ее прошлое?

Ерофеев: Моя новая книга – это роман о человеческой душе и природе. О каждом человеке можно сказать, что он так или иначе одержим мертвыми, которые не дают ему идти в будущее. Я же распространяю это на всю страну. 

“ШПИГЕЛЬ”: Зачем?

Ерофеев: Чтобы показать, что Россия – страна мертвецов. После большевистской революции в 1917 году нормальных кладбищ практически не существовало. Во время гражданской войны многие трупы разлагались прямо на полях. А в селах порой не было мужчин, которые могли бы предать тела земле. Проводились массовые расстрелы и устраивались массовые захоронения. Людей убивали, потому что кто-то хотел пользоваться их карьерными позициями, квартирами или женами. У нас каждый мертвец обижен. Мертвые живут в ссоре с нами.

“ШПИГЕЛЬ”: Ваш сюжет может послужить иллюстрацией из учебника по психоанализу. Человека, который не занимается собственным прошлым, оно накрывает с головой, что становится для него катастрофой.

Ерофеев: Да. Чтобы понять прошлое, нужен аппарат анализа и осмысления. Такие способности в нашей стране не слишком распространены. Дело отчасти в интеллигенции, многие представители которой по сей день верят в Руссо и в его естественного человека. У Тургенева в «Отцах и детях» главный герой Базаров сказал очень лаконично: «Человек хорош, обстоятельства плохи». Мы всегда думаем только об обстоятельствах и никогда не задумываемся о самом человеке. Мы хотели поменять царей на социализм, потом социализм на капитализм. И вот сегодня мы хотим поменять путинизм на что-то более приличное. 

“ШПИГЕЛЬ”: Крайнее напряжение сил – и вместе с тем застой.

Ерофеев: Так и есть. 

“ШПИГЕЛЬ”: Почему вы остаетесь в России? В детстве вы четыре годы прожили во Франции, ваши книги пользуются успехом за границей. 

Ерофеев: Российские проблемы – это благо для писателя. Если жизнь здесь станет лучше, я лишусь почвы для творчества. Если бы я не был писателем, я бы предпочел жить в Берлине или Париже. Писатель похож на старый радиоприемник. Такие до сих пор стоят где-то на дачах у дедушек и бабушек. Когда крутишь ручку, сначала раздается только шипение, а потом – такие далекие голоса. Задача писателя – услышать эту волну. А если плохо вслушиваешься в себя и в мир, который тебя окружает, на следующее утро становится стыдно за то, что написал: ты понимаешь, что все выдумал. Если вслушиваться как следует, найдешь свою тему. Моя тема – смерть. 

“ШПИГЕЛЬ”: Вы делаете из воскресения умерших сатиру. Не похоже, чтобы вы воспринимали эту тему всерьез.

Ерофеев: Юмор – выражение отчаяния. Как нам следует распорядиться своей жизнью с учетом существования смерти - это крайне серьезный вопрос. Ведь сегодня мы лучше разбираемся в устройстве телефонов, чем в смысле собственной жизни. Запад превратился в такое болото агностицизма, где погибают всякие рассуждения о метафизике. В России наоборот – после распада Советского Союза все бросились в метафизику. Если раньше на похоронах с покойником прощались навсегда, то сегодня говорят: «до скорой встречи, Петя». Меня не устраивают ни западный агностицизм, ни новая русская мистика. 

“ШПИГЕЛЬ”: А что же тогда? 

Ерофеев: Нужно понять, что наше отношение к мертвым противоречиво. С одной стороны, мертвые – это угроза, поскольку они олицетворяют то, что нас ждет, а именно – конец; с другой стороны, они – это наше прошлое, наши предки, наши традиции. 

“ШПИГЕЛЬ”: Мертвецы в вашей книге захватывают власть, некоторые из них используют для этого сталинские методы. И вообще, у вас часто проходит тема Сталина и его эпохи. Почему? 

Ерофеев: Сталин попал в наши гены. И он все время пытается возродиться. Не забывайте, что после Октябрьской революции убили лучших: лучшую аристократию, лучшую буржуазию, лучших офицеров, лучших крестьян и даже лучших рабочих. Мы, в том числе и я, это лишь оставшиеся лучшие из оставшихся худших. Народ с такими генами подвержен сталинской заразе. И для моих ген Сталин прошел не бесследно.

“ШПИГЕЛЬ”: Ваш отец хорошо знал Сталина, был его французским переводчиком. Биография рассказчика в вашем романе совпадает с вашей, и вы посмеиваетесь над зацикленностью его семьи на Сталине.

Ерофеев: Да, от этого переживания ведет прямой путь к моей новой книге. Видите, в детстве отец показал мне забальзамированный труп Сталина. Это было ужасно. Отец повел меня в мавзолей где-то через полтора-два года после смерти Сталина. Мне было лет семь. Отец работал тогда помощником министра иностранных дел Вячеслава Молотова, и ему дали билеты в мавзолей, как обычно дают билеты в театр. Они лежали вдвоем, Ленин и Сталин, как на двуспальной кровати. И ужас смерти обрушился на меня. Ленин и Сталин стали главными трупами в моей жизни. А в этом же 1955 году мы уехали жить в Париж, куда моего отца послали советским атташе по культуре. И когда мой папа предложил посмотреть гробницу Наполеона, я сказал твердое «нет».

“ШПИГЕЛЬ”: Говорят, в последние годы своей жизни Сталин по-дружески относился к вашему отцу. На вас это не давит?

Ерофеев: Для меня как для писателя это крайне интересно. Писатели часто придумывают персонажей, потому что хотят донести до своих читателей какую-то идею. На примере отца я понял, насколько многогранной может быть одна человеческая жизнь. Людей нужно понимать через призму их противоречий. Мой отец работал в Кремле, он ничего не имел против Сталина, но тем не менее был порядочным человеком.

“ШПИГЕЛЬ”: Как вам кажется, что Сталину, одному из величайших палачей в истории человечества, могло нравиться в вашем отце?

Ерофеев: Он видел в нем нового советского человека, красивого, с хорошими манерами, скромного, сдержанного.

“ШПИГЕЛЬ”: Вы сами достаточно рано перешли в оппозицию к советской власти. Как это произошло?

Ерофеев: Первые годы моей жизни совпали с последними годами Сталина. У меня было счастливое детство, моя бабушка радовалась, что у меня хороший аппетит, когда я съедал на завтрак целую баночку черной икры. Для Москвы 50-х годов мы жили отвратительно красиво, сталинизм для меня – это хорошие служебные машины отца. Из этого рая мы приехали в Париж, где папа вскоре познакомился со многими художниками. У нас за столом сидели Пикассо и Шагал. Трудно сказать, какое детство – сталинское или французское – было красивее. И потом, когда в 12 лет я вернулся в Москву, я понял: то, что здесь, - это катастрофа. В центре Москвы люди жили в подвалах. Там были крысы и не было отопления. Я увидел обман.

“ШПИГЕЛЬ”: В 1979 году вы выступили против советской власти в самиздатовском альманахе «Метрополь». Вашего отца наказали за проступок сына, лишив его должности постоянного представителя СССР при международных организациях в Вене, после чего работал в МИДе на второстепенных должностях. Он был на вас за это в обиде?

Ерофеев: Отец не упрекнул меня за это ни словом. Он умер два года назад в возрасте 90 лет, в своем последнем интервью он сказал: «Виктор опередил свое время». Знаете, мои родители сами выкопали себе могилу, когда дали мне возможность жить в Париже и читать де Сада, Хайдеггера и Ясперса. После этого я уже не мог стать советским человеком.

“ШПИГЕЛЬ”: С матерью у вас были более сложные отношения, чем с отцом? Некоторые места в вашей книге наводят на такую мысль.

Ерофеев: Да, у нас всегда были сложные отношения, и я ей за это благодарен. Она ругалась, что я еще играю в солдатики, когда соседская девочка Маша уже читает книги. Она всегда была мной недовольна. Но она не запретила мне держать в моей комнате бюст диссидента Солженицына. Она только просила всем говорить, что это Бетховен.

“ШПИГЕЛЬ”: То есть, ваша мать все же гордилась вами и вашим духом противления?

Ерофеев: Она этого никогда не показывала. Знаете, месяц назад президент Франции вручил мне орден Почетного Легиона. Мой отец сказал бы: Ну, ты его уже давно заслужил, ты ведь так много сделал для российско-французской культуры. Моя мать, она умерла в прошлом году в возрасте 91 года, сказала бы: Ну и дураки! Они что, не читали твои книги? В них порнография, в них ты оскорбляешь всех, даже меня.

“ШПИГЕЛЬ”: Вы – русский человек западного образца, верите в демократию. В вашей книге рассказчик говорит, что русским нужно предписать демократию, причем столь же жестко, как в свое время Екатерина Великая предписала крестьянам выращивать нелюбимую ими картошку.

Ерофеев: Да, именно так и следует поступить. Путин, вероятно, либеральнее 80 процентов российского населения. Ведь большинство людей выступает за более жесткую политику в отношении иностранцев и хочет возобновление смертной казни. И потому нужна сильная политическая воля, чтобы утвердить демократию. Александр Сергеевич Пушкин в начале XIX века сказал, что правительство - единственный европеец в России. Это верно по сей день. К сожалению.

“ШПИГЕЛЬ”: То есть, проблема не в Путине, а в народе?

Ерофеев: Если весь Запад относится к Путину как к диктатору или полудиктатору, а он либеральнее 80 процентов населения, то ситуация отчаянная. С другой стороны, мы видим и кое-какие намеки на возрождение у нас западных ценностей, люди начинают лучше понимать западные книги и фильмы, многие протестуют против подтасовок на выборах, люди хотят участвовать в принятии решений.

“ШПИГЕЛЬ”: Как кажется, через всю тысячелетнюю русскую историю с самого начала и до наших дней красной линией проходит тоска по сильному царю. Таким в конечном итоге был Сталин. Путин – хороший царь или плохой?

Ерофеев: Он не царь. Это человек со слабым самосознанием.

“ШПИГЕЛЬ”: На Западе Путина многие не любят – но считают его сильным лидером.

Ерофеев: Путин не может по-настоящему решить, кем он хочет быть. Он постоянно проваливается в пустоту. И эту пустоту он наполняет то одним, то другим содержанием. А поскольку наша страна постоянно колеблется, в каком направлении идти, то такой колеблющийся Путин нам не на пользу. Да, полковник КГБ стал незаурядным политиком, но он не научился публичной политике. К тому же он – не читатель. Есть моменты, когда он меня совершенно не раздражает, а иногда он мне просто безразличен. Но когда я вижу, с каким гневом этот очевидно плохо воспитанный человек преследует людей, не разделяющих его мнения, то я спрашиваю себя: кто же управляет нами? Когда человек с детства недоедал, то ему всю жизнь будет хотеться есть. Человеку из очень простой семьи в России трудно иметь широкий кругозор. И это проблема не только Путина.

“ШПИГЕЛЬ”: Один из ваших персонажей совершенно явно напоминает Путина.

Ерофеев: Скажем так: у него есть путинские черты. Но мне не хотелось создавать исключительно политическую карикатуру. Сила и тайна литературы заключаются в неоднозначности. В новой книге что-то - о Путине, что-то - о премьере Медведеве.

“ШПИГЕЛЬ”: 20 лет спустя после развала Советского Союза Россия и Запад снова отдаляются друг от друга. Почему?

Ерофеев: Европа с удовольствием отправила бы Путина на пенсию. Ей симпатичны те, кто полтора года назад во время массовых протестов кричал: «Путина за решетку». У Путина хороший слух, и он понимает, что это была не шутка. Так зачем ему вести свою страну в Европу, если Европа хочет оттеснить его от власти? Я бы на месте Путина тоже не любил такую Европу и «Шпигель», который постоянно его критикует. Путин – не диктатор, как Сталин. Он вынужден идти на компромиссы. А Россия – это далеко не один Путин.

“ШПИГЕЛЬ”: Так что же такое Россия?

Ерофеев: Есть много Россий: националистическая, коммунистическая, религиозная. Между прочим, я считаю самой большой опасностью не возвращение к коммунизму или фашизму, а усиление православной Церкви. Ветер в России дует в различных направлениях. Путин отдаляет нас от Европы, другие факторы работают на сближение - например, оппозиционное движение. На президентских выборах Москва проголосовала против Путина. Он живет в Кремле, как Наполеон, вошедший в город, который ему не принадлежит. 

“ШПИГЕЛЬ”: Россия – это Европа?

Ерофеев: Русские выглядят не как китайцы, и потому немцам кажется, что мы на вас очень похожи. Но это не так. У вас царит террор безопасности: всюду запреты, брюссельские бюрократы считают себя спасителями человечества, дескать, не ешьте много сахара, не курите в ресторанах, используйте презервативы. Наш русский хаос оставляет больше простора для творчества. 

“ШПИГЕЛЬ”: Как Запад должен вести себя в отношении России?

Ерофеев: Надо внимательнее смотреть. Самая большая ошибка, которую может сделать Запад, - это изолировать Россию. Не забывайте, что сегодня я совершенно спокойно ночью беседую со «Шпигелем» и мне не нужно бояться, что завтра меня поведут в КГБ и спросят, почему это «Шпигель» берет интервью у меня, а не у министра иностранных дел. И не забывайте, что сегодня мы свободно путешествуем по миру. Неделю назад я был в отпуске в итальянском Портофино, мы просто поехали и вернулись.

“ШПИГЕЛЬ”: В конце романа совсем молоденькая девушка становится образцом для демократического движения; ваши женские персонажи в принципе отличаются большой силой. В сегодняшней России самые известные диссиденты, точнее, диссидентки - это три девочки из группы Pussy Riot. Вся надежда на женщин? 

Ерофеев: Я всегда высоко ценил красивых русских женщин. Они интереснее наших мужчин. В моем дебютном романе «Русская красавица» есть героиня, которая как Горбачев в юбке: Советский Союз еще существовал, но она уже была абсолютно свободна. Катя в новом романе –это, можно сказать, образ всех участниц Pussy Riot. Она - мерцающий персонаж, грешница и святая одновременно.

“ШПИГЕЛЬ”: Женщины в вашем романе не слишком уважают мужчин.

Ерофеев: Русские женщины устали от наших мужчин. Многие становятся лесбиянками. Москва – это лесбийская столица Европы. И поэтому смешно, когда Кремль принимает новый закон и объявляет войну гомосексуалистам. 

“ШПИГЕЛЬ”: Русские женщины вступают в лесбийские отношения из-за того, что мужчины ни на что не годятся? 

Ерофеев: Именно так. Что им еще остается? Наши советские мужчины на работе слишком много врали, а дома слишком много пили. Поэтому у нас женщины стали сильным полом. И поэтому современные женщины у нас часто выбирают себе в качестве партнера других женщин. И если кто в России и нашел свободу, то это они. 

“ШПИГЕЛЬ”: И в них вы видите спасение России?

Ерофеев: Спасение России не только в них, но и во всех русских женщинах. И есть еще другой путь: нужно слушать, что мертвые говорят нам о нас самих. Это относится не только к русским, но и ко всем.

“ШПИГЕЛЬ”: Виктор Владимирович, благодарим вас за эту беседу.