Я бы не обижал российские компании

В кабинете министра природных ресурсов на громадных стеллажах вдоль длинной стены располагается множество разноцветных минералов. Видимо, они призваны напоминать посетителям об изобилии в стране природных ресурсов. Мы просим Юрия Трутнева сфотографироваться с самым, на его взгляд, красивым экспонатом, но министр направляется в противоположную от застекленных полок сторону, к своему креслу, рядом с которым стоит внушительных размеров фигура медведя. Белый медведь – символ Пермской области, губернатором которой был Трутнев, – переехал вместе с ним в Москву меньше года назад.

Мощный бронзовый зверь килограммов под двадцать весом в объятьях министра как будто уменьшается в размерах. Юрий Трутнев – опытный спортсмен, он предпочитает виды спорта, требующие индивидуального мастерства: имеет третий дан по каратэ кекушинкай, и степень мастера спорта по автогонкам. Однако свои служебные обязанности предпочитает выполнять в команде. И, похоже, прекрасно знает в ней свое место: во время беседы с корреспондентом «Ко» глава МПР несколько раз отметил, что некоторые вопросы скорее могут быть адресованы его коллегам Виктору Христенко и Алексею Кудрину.

Еще до начала интервью министр передал через своего пресс-секретаря, что любые вопросы о «Юганскнефтегазе» будут нежелательными. Впрочем, роль плеймейкера в этом конфликте выполняет вовсе не Минприроды. Зато разработкой новых принципов регулирования добывающих отраслей руководит как раз Юрий Трутнев. Об этом, а также о возможности допуска иностранцев к российским недрам и об опасностях сырьевой ориентации российской экономики министр рассказал «Ко».

«Существенные нарушения»

«Ко»: Какое количество компаний в России имеют лицензии на пользование недрами?

Юрий Трутнев: Компаний-недропользователей в России не так много, как кажется на первый взгляд. Например, в нефтедобыче около 90% рынка контролируют 9 компаний. Около 80% золотодобычи в стране обеспечивают 18 компаний, но это один из самых больших показателей. У нас есть виды полезных ископаемых, по которым подавляющий объем добычи приходится на одну-две компании: например, «АЛРОСА» и алмазы. Много не компаний, а объектов лицензирования – их более 13 000. И основные сложности связаны именно с этим – мы ведь проверку выполнения лицензий проводим не по компаниям, а по объектам.

Дело в том, что, приступив к проверкам, мы обнаружили: на протяжении ряда лет в России выдавались лицензии на пользование участками недр без какого-либо перечня обязательных условий, которые должны были присутствовать в лицензионных соглашениях, – например, точных сроков ввода месторождений в эксплуатацию. Естественно, что контролировать выполнение лицензионных соглашений в таких случаях сложно.

«Ко»: А при каких условиях лицензия у недропользователя может быть отозвана?

Ю.Т.: На самом деле, в действующем законе «О недрах» не прописаны четкие критерии, по которым компании можно было бы предъявить претензии и начать процедуру отзыва лицензии. Есть лишь формулировка «существенные нарушения», причем степень существенности определяет чиновник. Самым большим нарушением считаются случаи, когда компания получила права на пользование недрами, но к разработке месторождения так и не приступила, так и не создав новые рабочие места и не перечисляя государству налоги. Сейчас мы рассматриваем именно такие лицензии. Первыми кандидатами на приглашение на комиссию в МПР являются компании, у которых срок ввода месторождений в эксплуатацию истек, а на месторождении ничего не было сделано. Таких объектов рассмотрено уже более 115, практически в половине случаев инициирован отзыв лицензий.

«Ко»: А каким вы видите список формализованных критериев?

Ю.Т.: В нем обязательно должны указываться срок ввода месторождения в промышленную эксплуатацию и уровни добычи по годам. Отзыв лицензии как хирургическую меру воздействия мы хотели бы проводить в таких же случаях, как и сегодня, – при отсутствии работы на месторождении. Неважно, с какой целью такая компания получила лицензию – для спекуляции или для того, чтобы увеличить свою капитализацию. Может быть, они сами до конца не поняли, для чего им нужно разрешение на пользование недрами. Важно то, что если компания ничего не делает, в законе должна сохраняться норма, позволяющая лицензию отозвать. Точнее, в терминах нового законопроекта «О недрах» – расторгнуть договор.

Во всех остальных ситуациях, например, если уровень добычи превышает проектный или объемы бурения меньше, чем указано в проекте, должны применяться четко прописанные экономические санкции. Причем, сопоставимые с размером нанесенного государству ущерба, а не такие, как сейчас. Министерство не должно контролировать то, сколько нефти или угля добывает та или иная компания – это довольно странная форма госрегулирования. Мы же не считаем, сколько велосипедов или автомобилей произвел такой-то завод. Контролю должна подлежать рациональность использования недр: чтобы при разработке месторождения пользователь не нанес им ущерба, чтобы применяемые технологии и методы добычи не привели к тому, что значительная часть запасов останется в земле, и государство потеряет что-то из своих ресурсов.

«Ко»: На сегодняшний день недропользователям выгоднее платить штрафы, чем вкладываться в очистные и природосберегающие сооружения. Как можно изменить эту ситуацию?

Ю.Т.: Действительно, сейчас выгоднее платить штраф, потому что он копеечный. В том, что созданы такие условия, виновато только само государство. Могу открыть не очень большую тайну, что в 2005 году постараемся пересмотреть штрафные санкции в сторону их гармонизации с наносимым государству ущербом.

«Ко»: И кто будет определять размер ущерба?

Ю.Т.: Это должно быть указано в методике, которая будет подготовлена вместе с новым законом о недрах. Я думаю, что считать будут Минприроды и Минэкономразвития.

«Прозрачность системы»

«Ко»: Став министром, вы сразу же выступили с критикой деятельности своего предшественника Виталия Артюхова. Что тогда было не в порядке и что удалось исправить?

Ю.Т.: Не хотел бы критиковать работу министерства в предыдущие периоды. Но основной минус был в том, что раньше система была непрозрачной – например, было непонятно, кто решает, когда месторождение выставят на аукцион и выставят ли вообще. Непонятны были и критерии отбора победителей на конкурсах. Мы пытаемся это изменить.

Я бы разделил работу министерства на два периода. Сейчас наша задача заключается в создании информационного массива – системы мониторинга и базы данных о выполнении лицензионных соглашений. Задача на будущее – добиться того, чтобы требования государства к компаниям-пользователям недр были унифицированы, и прописать это положение в Законе о недрах. Если мы считаем, что месторождение вводится в промышленную эксплуатацию через один год после получения лицензии, то этот срок должен быть одинаковым для всех. Аналогично должно происходить, например, с нормированием уровня добычи по годам эксплуатации.

«Ко»: Каковы основные положения нового проекта Закона о недрах?

Ю.Т.: Среди главных положений нужно назвать переход на аукционную форму предоставления прав на пользование недрами и на договорную форму лицензирования, а также либерализацию представления прав на разработку месторождения по факту его открытия. Суть нового законопроекта – это точное и четкое описание всех стадий работы компании-недропользователя с точки зрения ее обязательств и ответственности перед государством. Соответственно, и с точки зрения прав. Документ призван снизить инвестиционные риски и минимизировать неопределенность во взаимоотношениях между государством и недропользователями.

«Ко»: А когда можно ожидать принятие нового закона?

Ю.Т.: Проект закона обсуждается уже около шести лет, причем время его внесения в правительство менялось неоднократно. На моей совести такой перенос один. Планировалось, что документ под названием «Основные направления совершенствования законодательства недропользования» будет внесен в повестку заседания правительства в декабре 2004 года. Однако мы обсудили эту тему с председателем правительства Михаилом Фрадковым и решили, что нецелесообразно обсуждать «основные направления», когда уже практически готов проект закона. Сейчас он находится в стадии согласования, которое должно завершиться к концу февраля 2005 года.

«Ко»: Кто определяет эффективность работы всего министерства и вашей работы?

Ю.Т.: Министерством и правительством разрабатывается система целевых показателей, она уже внедрена в первом приближении. Эти показатели связаны не только с работой по регулированию добычи полезных ископаемых. Министерство должно и может значительно повысить отдачу от использования леса, и определить эффект достаточно просто. Можно подсчитать, какой была расчетная лесосека и каким оказался процент ее использования по результатам периода, сколько денег при этом осталось в России. По месторождениям полезных ископаемых таким интегральным показателем может быть ввод новых запасов. Можно вычислить объем средств, поступающих от аукционов на выдачу прав на эксплуатацию месторождений. Например, за девять месяцев, в течение которых я являюсь министром, объем средств от аукционов на право пользования месторождениями в 10 раз превысил показатель всего 2003 года. Таким же образом можно считать, что поступает от водных ресурсов. Мы впервые публично выставили программу лицензирования на полтора года. Системой контроля за выполнением лицензионных требований тоже начали заниматься только в этом году.

Продукт для бизнеса по-министерски

«Ко»: Во многих отраслях полноценные геологоразведочные работы в последний раз проводились несколько десятилетий назад. Насколько приемлемой является ситуация, когда все сырьевые компании продолжают заниматься эксплуатацией советских наработок?

Ю.Т.: Заниматься разработкой месторождений, открытых в советское время, само по себе неплохо. Хуже то, что в последнее время действительно делается мало новых открытий. Для того чтобы изменить ситуацию, правительство приняло программу воспроизводства минерально-сырьевой базы России до 2020 года. Инвестиции государства на геологоразведку расписаны в программе по 37 видам полезных ископаемых, планируется их увеличение практически в три раза по сравнению с нынешним уровнем. По результатам выполнения программы Россия должна выйти на расширенный уровень воспроизводства минеральных ресурсов.

«Ко»: Какая роль в этом процессе отводится частным компаниям?

Ю.Т.: Ни у одной из компаний нет желания искать сырье в неопределенном месте где-то на территории Российской Федерации. Предварительно компании хотят изучить геологическую информацию, чтобы сделать поиски более осмысленными. Подготовить эту информацию до уровня возникновения инвестиционного интереса и есть задача государства. Фактически, речь идет о подготовке продукта, который затем можно предложить бизнесу. После чего разведку недр, поиск полезных ископаемых и оценку запасов месторождений должны проводить компании – государство с этим не справится, да и не должно этого делать.

Государственный интерес

«Ко»: Почему министерство выступает в поддержку демонополизации добывающих отраслей? Очевидно, что крупные компании обладают большими инвестиционными возможностями, чем их мелкие конкуренты.

Ю.Т.: Крупные компании действительно имеют более высокие инвестиционные ресурсы и располагают большими объемами денег на новые технологии, поэтому могут обеспечить работу на крупных месторождениях с более высокой степенью эффективности. Вдобавок в их собственности уже находится инфраструктура, в то время как мелкие операторы не могут позволить себе ее содержание. Однако монополизация отрасли для государства вредна. Самое простое объяснение заключается в том, что чем выше будет конкуренция, тем большей окажется рыночная стоимость прав на добычу полезных ископаемых.

«Ко»: Такими эффективными технологиями обладают иностранные компании, однако к некоторым крупным месторождениям их доступ предлагается ограничить. Как в будущем станет происходить допуск компаний-нерезидентов к освоению российских недр?

Ю.Т.: Я бы не обижал российские компании: у них тоже есть достаточно продвинутые технологии. Вопрос же об иностранных компаниях гораздо более широкий. Что для нас важнее: кто больше заплатит за право на разработку уникального объекта, например золоторудного месторождения Сухой Лог? Или то, до какого уровня передела эта продукция дойдет в России? Я считаю, что лес должен перерабатываться у нас в стране до конечных продуктов - бумаги и мебели, золото – до ювелирных украшений, нефть – до уровня нефтепродуктов.

«Ко»: Какие цели преследовались при отмене гостайны на запасы некоторых полезных ископаемых и удалось ли их добиться? Имеет ли вообще смысл засекречивание запасов полезных ископаемых на различных месторождениях, ведь эта информация давно является своего рода «секретом полишинеля», тайной, известной всем.

Ю.Т.: Если говорить о запасах алмазов как полезных ископаемых, содержащихся в недрах, то мы и в рамках Кимберлийского процесса (международное соглашение в рамках которого сертифицируется происхождение алмазов для борьбы с финансированием военных конфликтов в Африке - Прим. ред.), и в рамках повышения инвестиционной привлекательности отрасли предложили рассекретить эту информацию. Однако алмазы и золото, с точки зрения функционирования мировой финансовой системы, имеют значение и как золотовалютные резервы.

«Ко»: А кто должен формулировать ответы на вопросы из области государственных интересов?

Ю.Т.: Надеюсь, что правительство.

«Ко»: Какие опасности могут быть связаны с преимущественно сырьевой ориентацией российской экономики?

Ю.Т.: Формулировка о «сырьевой зависимости» России мне представляется спорной.

Полезные ископаемые – это то, что в стране объективно есть. Кто виноват в том, что бюджет России на 60% формируется за счет сырья? Те люди, которые занимаются добычей полезных ископаемых? Ничего подобного! Они выполняют свою работу и в большинстве случаев делают это достаточно квалифицированно. Я предлагаю другую формулировку: экономика должна быть диверсифицированной. Российские полезные ископаемые – дар судьбы, и чем в большей степени Россия будет использовать этот дар, тем больше будет создано рабочих мест и тем больше денег будет в экономике. Объем сырья в ВВП нельзя уменьшать за счет сокращения физических объемов добычи – это будет катастрофа. Просто мы должны растить другие сектора, учиться на конкурентном уровне делать другие вещи: ту же мебель или самолеты.