Модернизация в России и за рубежом – особенности «русского» пути

Проблемами науки сейчас озабочены многие, ибо большинству ясно, что без науки нельзя двигаться вперед, при том, что для поддержания ее на приличном уровне требуются большие деньги. Лет 20-30 тому назад отечественная наука, прежде всего фундаментальная, имела весьма высокий приоритет, который резко упал в последние годы. Иная ситуация в ведущей индустриальной стране мира – США.

Фундаментальная наука в США всегда была в числе приоритетов государственной поддержки, но в последнее десятилетие ее бюджетное финансирование росло устойчиво, и практически не менялось его распределение между областями наук и ведомствами. В первый период, с 2000 по 2008 г., суммарные расходы на фундаментальные исследования в США изо всех источников выросли на треть (в постоянных ценах), при чем свой вклад в этот рост внесли все стороны, финансирующие науку: государство, промышленность, университеты и бесприбыльные организации (см. таблицу 1).

Таблица 1. Динамика и распределение финансирования фундаментальных исследований США, по источникам (в постоянных ценах 2000 г.

Поворотным моментом стало выступление президента Барака Обамы в Национальной академии наук США 27 апреля 2009г., в котором он уделил особое внимание фундаментальной науке, подчеркнув, что именно открытия в фундаментальных исследованиях являются источниками новых продуктов и технологий – методов лечения, источников энергии, строительных материалов, новых видов продовольствия и др. Тогда же президент предложил «Стимулирующий план», следствием которого стало принятие Закона «Об экономическом восстановлении и возобновлении инвестиций в Америку» (ARRA – theAmerican Recovery and Reinvestment Act of 2009), предусматривающего существенное наращивание финансирования науки.

Для последних лет характерно несколько новых тенденций в области фундаментальных исследований. Первое – усиление междисциплинарности. Это не только отражение естественной эволюции науки. Междисциплинарность поощряется ведомствами, финансирующими фундаментальные исследования. Так, американский National Science Foundation (NSF) существенно, до 35%, увеличил число конкурсов, в определении которых используется понятие «междисциплинарные исследования». Выросло (до 8%) число проектов, финансируемых параллельно различными подразделениями NSF. Второе –активизация промышленности в выполнении фундаментальных исследований. При этом растет кооперация организаций, традиционно выполняющих фундаментальные исследования, с промышленностью.

Интересно сравнить стратегические интересы NSF США за последние 6 лет (см. таблицу 2).

Таблица 2. Стратегические приоритеты NSF в сфере фундаментальных наук

NSF проводит периодический мониторинг работы Центров, но эта процедура не имеет ничего общего с заполнением многочисленных форм и подсчетом большего числа индикаторов. Количественных индикаторов немного, основная оценка – экспертная, неформальная. При этом трактовка количественных показателей происходит в контексте специализации и прочих особенностей конкретного исследовательского центра, поэтому поддержку получают самые разные центры – и монодисциплинарные, и диверсифицированные, небольшие и крупные. Это создает необходимую гибкость системы материальной поддержки науки.

К сожалению, как отмечает зав. сектором института мировой экономики РАН Ирина Дежина, в России количественная оценка становится доминирующей, и это приводит к искаженным результатам, особенно при анализе эффективности работы организаций и коллективов, выполняющих фундаментальные исследования, а мониторинг осуществляется только в отношении исполнителей научных работ, но не управляющих структур.

Анализируя состояние науки в России Уилл Энглунд (Will Englund) пишет в газете «TheWashington Post», что в течение последнего десятилетия Россия вкладывает огромные суммы денег в научные исследования, пытаясь наверстать упущенное в 1990-е годы, однако процесс нововведений терпит неудачи в силу экономического истощения, коррупции и клановости. Погрязнув в рутине и будучи в немилости у властей, научно-исследовательские учреждения в Пущино едва сводят концы с концами, а ведь когда-то в прошлом это место было мощным двигателем советской науки, специальным закрытым городом, где проводились прославленные биологические исследования.

С тех пор правительство сосредоточило свое внимание на более современных проектах. Тем не менее, в России результаты этих проектов оказались вовсе не такими, как ожидалось, а именно дорогостоящими, кратковременными и, в значительной степени, бесполезными. За последние 10 лет государство утроило расходы на научную программу, которая насквозь пронизана подхалимажем и фаворитизмом, и при этом практически ничего не достигла. Число работ, опубликованных в научных журналах, осталось на тоже уровне, что и в 2000 и в 1990 годах, тогда как во всем мире эти показатели существенно выросли. Как утверждают молодые специалисты, за 20 лет после развала Советского Союза было потеряно целое поколение ученых и еще одно поколение сейчас в процессе вымирания. Многие ученые выстраиваются в очереди, чтобы ехать заграницу – точно так же, как и в темные, нищие 1990-е годы. Далее Уилл Энглунд подчеркивает, что, несмотря на давление со стороны правительства, Академия наук твердо противостояла любым реформам. Поэтому правительство решило пойти в обход. Под руководством президента Дмитрия Медведева миллиардные суммы были вложены в инновационный центр Сколково в попытке создать российскую Кремниевую долину.

В 1994 году более 1,1 миллиона россиян работали в сфере научных исследований. В 2008 году – в последнем году с хорошими показателями в этом смысле – их осталось только 761000. Согласно ежегодному рейтингу группы Шанхайского университета Джоа Тонг, всего два российских университета входят в число 500 самых престижных университетов мира, тогда как в США таких университетов 156.

Ученые бьют тревогу и даже выходят на митинги. Они заявляют, что чиновники держат научные фонды на голодном пайке. Например, вместо обещанных в 2010 году почти 12 миллиардов рублей Российский фонд фундаментальных исследований (РФФИ) получил из бюджета в два раза меньше. И в этом году сумма не изменилась, такая же заложена в бюджет и на будущий. Для сравнения, Национальный научный фонд США имеет девять миллиардов долларов, что почти в 50 раз больше, чем у РФФИ.

На прошедшей недавно коллегии в Минобрнауке обсуждалось будущее трех фондов: РФФИ, Российского гуманитарного научного фонда (РГНФ) и Фонда Бортника. Заместитель председателя Комитета по науке и образованию Совета Федераций Юрий Солонин сказал, что во время визита в парламент и.о. министра финансов Антон Силуянов назвал работу РФФИ и РГНФ неэффективной. Подобное мнение среди чиновников сегодня преобладает. А поводы для критики дают сами ученые. В статьях в СМИ они пишут, что фонды выдают гранты слабым коллективам, «своим людям», организациям, которые возглавляют сами организаторы фондов, лоббируют интересы РАН, куда уходит более 60 процентов грантов и т.д. Словом, ученые мужи обвиняют фонды в дележе грантов под ковром, в отсутствии прозрачности. И в то же время именно ученые возмущаются, что бюджет резко сократил финансирование фондов, называют их наиболее эффективным инструментом поддержки науки в России.

С этим согласен глава минобрнауки Андрей Фурсенко. Он даже предложил перераспределить в пользу фондов часть денег, выделенных на научные целевые программы. Однако эта идея не нашла понимания в высших кабинетах. А вот что министр не понимает, так это полярности высказываний научного сообщества. Действительно, странно с одной стороны жестоко критиковать фонды, давая аргументы тем, кто распоряжается бюджетом, и одновременно у них же просить денег? И как может имеющий столько недостатков фонд быть одновременно самым эффективным средством поддержки науки? Но таковы сегодня российские реалии. Наука существует не в идеальном пространстве, она живет по тем же странным, часто искаженным законам, что и все общество. И в науке есть и откаты, и кумовство, и лоббирование чьих-то интересов и т.д. В подобной ситуации смешно требовать, чтобы гранты получали только самые лучшие проекты.

На коллегии прозвучали такие цифры: доля проектов мирового уровня, поддержанных РФФИ, сейчас составляет 65%, а к 2013 году возрастет до 75%; в ведущих зарубежных журналах опубликовано 7800 поддержанных фондом проектов, а в 2013 их будет 9500. И это при среднем размере гранта всего в 350 тысяч рублей. "Любопытно, какие открытия смог бы сделать за такие деньги западный ученый?" – спрашивает журналист Юрий Медведев (Российская Газета).

Одним из наиболее ярких характеристик периода президентства Дмитрия Медведева стало усиление внимания к вопросам инновационного развития. На развитие инновационных проектов – естественно, за счет налогоплательщиков – был выделен огромный объем финансовых средств, что пока не дало значительного эффекта. Представители президентской команды утверждают, что это нормальная ситуация, поскольку глобальные инновационные проекты отличаются длительным периодом окупаемости. И этот период, как можно понять, выходит за рамки президентского срока Медведева. Таким образом, инновационное наследие, которое мы сейчас имеем, должно перейти к следующему президенту, которым, вероятно, станет Владимир Путин.

В связи с этим у всех возникают вопросы. Что будет дальше? Что будет со «Сколково» – масштабным проектом, связанным с расходованием огромных объемов бюджетных средств? Что будет с госкорпорацией «Роснано», которая пока смогла представить как результат своей работы только электронный ридер, разработанный частной, и к тому же иностранной, компанией, или с энергосберегающей лампой, которая отличается более высокой ценой по сравнению с существующими на рынке? Какие очертания примет политика инновационного развития в целом? По мнению Ольги Усковой, предпринимателя и президента Национальной ассоциации инноваций и развития информационных технологий (НАИРИТ), инновационное сообщество ожидает в первую очередь наведение порядка в крупных инфраструктурных инновационных проектах. То есть обеспечение прозрачности расходования финансовых средств и формирования четных целевых ориентиров, которые необходимо будет достигнуть в рамках этих программ. С другой стороны, крайне бледно выглядит проект по созданию Агентства стратегических инициатив (АСИ). Пока это чисто бюрократическая организация с неопределенными целями, а не открытая и профессиональная структура, нацеленная на конструктивное взаимодействие с инновационным сообществом, как предполагалось при его создании.

Исходя из этого, полагает Ускова, возможны два сценария развития событий. Первый заключается в том, что Путин исключит инновационные проекты из сферы своего внимания, сконцентрировавшись на жизненно важных сферах жизни страны: оборонной промышленности, сельском хозяйстве, социальной сфере. Он не станет ничего менять в работе институтов инновационного развития, и, с информационной и финансовой точек зрения, они отойдут на второй план. Тогда все громкие инновационные проекты будут идти дальше с затухающим эффектом. Что-то там будет происходить, но где-то на заднем плане за рамками мейнстрима и основного внимания, как правительства, так и СМИ.

Другой сценарий подразумевает, что Путин примет на себя активную роль в управлении процессов инновационного развития страны, с тем, чтобы перевести его на эффективные рельсы. Это предполагает системный анализ совершенных ошибок и качественную реорганизацию работ всех ведущих институтов инновационного развития. То есть введения прозрачной системы контроля расходования средств, постановку четких экономических задач и контроль их исполнения. Естественно, это потребует привлечения новой управленческой команды – молодых профессиональных менеджеров, уже имеющих опыт успешной реализации инновационных проектов и дорожащих своей профессиональной репутацией, которая для них дороже денег – как это было, например, в Израиле.

В стране, где коррупция разрослась до невероятных размеров, ученые жалуются, что получатели грантов должны платить из этих денег откаты бюрократам, которые эти гранты раздают. «Российская наука является отражением общества», – говорит Александр Самохин, сотрудник Института обшей физики. Фактически в России сейчас существуют две конкурирующие научные системы: умирающая Академия наук, изживающая свое советское наследие, с одной стороны, и новая, прогнившая, постсоветская культура, с другой.

Одна из важнейших направляющих современной науки техники – нанотехнологии, которые охватывают практически все направления технического прогресса. Как справедливо заметил профессор Руслан Валеев, в России не создана оптимальная цепочка «фундаментальная наука – прикладная – опытное производство – серия». Но наука за последние 20 лет в мире качественно изменилась, произошла компьютеризация науки, что вызвало резкое увеличение скорости и точности обработки экспериментальных данных. Изменение характера науки в свою очередь породило такой эффект: еще в 70-х годах наука по природе своей была во многом индивидуальна, а сейчас она коллективна. Современные приборы в большинстве своем страшно дороги и сложны. Так, электронный микроскоп нового поколения стоит от 3 до 5 млн. евро или долларов. Купить его могут далеко не все, и работать на нем должны люди, которые только этим и занимаются. Следовательно, оборудование становится редким ресурсом, и чтобы его использовать, с такими людьми надо объединятся. Получается, у одного – уникальный образец, у другого – уникальный прибор, у третьего – уникальная идея. Закономерно появляются коллективные работы, а количество соавторов увеличивается — зачастую они представляют разные центры.

Практически, оперативный интерес для любого государства представляют, прежде всего, радикальные инновации, которые проявляются только тогда, когда возникают сомнения в эффективности привычных приемов труда и наиболее распространенных инструментариев рыночной конкуренции производителей товаров и услуг. Очевидно, что принципиально новое всегда вызывает протест тех, кто вполне удовлетворен устоявшимся положением вещей. Именно поэтому, радикальные инновации должны опираться на поддержку государства. Для этого, прежде всего, необходимо специальное законодательство, которое и определяет, почему те экономические агенты, которые работают в режиме радикальных инноваций, должны ощущать себя более защищенными от рыночных волн, чем те, которые игнорируют такие инновации.

В последнее время часто цитируется такое «монетаристское» определение науки и инноваций: «Наука – это превращение денег в знания, а инновации – это превращение знаний в деньги». К сожалению, в своем стремлении определится с рациональным финансированием науки, государства с переходной экономикой очень часто пытаются сосредоточить финансовую поддержку на тех научных направлениях, в рамках которых прослеживается прямая связь сегодняшних результатов научных исследований с, не позднее, чем завтрашними, результатами прорывных нововведений. Но достоверной связи такого характера не может быть по определению. Наиболее успешные инноваторы современности используют знания, накопленные за десятки лет, предшествовавших прорыву в сфере технологий. При этом, это знания, которые накапливались учеными разных стран и народов. Отсутствие у какого-то государства желания бескорыстно пополнять мировую сокровищницу знаний, конечно же ее не истощит, однако, выход промышленности данного государства на международный рынок товаров и услуг станет весьма проблематичным.

Отвечая на вопрос, что делать, профессор С. Бецофен считает, что только одно – развивать наукоемкие производства, которые сделают науку и образование востребованными обществом. Только таким способом можно решить проблему качества науки и образования, поскольку в его основе будет экономический интерес, который сразу отвергнет доминирование всех формальных критериев, так как деньги — самый формальный критерий если не полезности, то востребованности любого товара. При этом деньги платят за конкретный товар, который характеризуется своим содержанием, отчасти формой, но никак не количеством научных статей, положенных в основу его производства. Это резко изменит ситуацию, поскольку только результативная инженерная наука будет востребована производством. Она потянет за собой нормальное развитие всего комплекса естественных наук, также развитие медицины и сельского хозяйства, потянет за собой комплекс наук биологического профиля.

Несколько свежих прорывных исследований, в основном в области нанотехнологий

Хотелось бы верить, что в России пойдут проверенным путем (то ли американским, то ли китайским), что ведущие российские университеты, в том числе не из Москвы и Петербурга, займут достойное место в рейтингах, а российские нанотехнологии не будут только для внутреннего рынка.