Финансовый рынок в России всегда был и будет в подчиненном состоянии

РЦБ: С чего для Вас начался рынок ценных бумаг в нашей стране?

А. С.Теория рынка ценных бумаг началась для меня в советское время в конце 1980-х гг. с учебы на экономическом факультете Санкт-Петербургского университета. Я учился на отделении политэкономии, где нам, в том числе, рассказывали про деньги и кредиты, денежное обращение, биржи и ценные бумаги. Тогда эти темы казались мне — будущему преподавателю политэкономии социализма — абсолютно абстрактными и ненужными, поэтому я не уделял им должного внимания. Если бы тогда кто-нибудь сказал, что мне придется заниматься всем этим в реальной жизни, я бы просто не поверил.

На практике для меня рынок ценных бумаг начался уже в новой России. В 1993 г. я начал работать аналитиком в петербургской брокерской фирме «Орими-брокер». В то время она была одной из крупнейших компаний на Северо-Западе и впоследствии объединилась с «Энергокапиталом». С тех пор я далеко от финансового рынка не ухожу. Созидательные процессы, вроде строительства РТС, появления НАУФОР и т. д., происходили на моих глазах, на многих совещаниях я представлял как компанию, в которой в то время работал, так и Санкт-Петербург в целом. Все только зарождалось, у всех горели глаза, царила эйфория. На этих совещаниях я был замечен, и мне поступило предложение перебраться в Москву и заняться на РТС построением биржевых индексов и раскрытием информации. Дело было поставлено на серьезную политическую основу, собеседование я проходил в Кремле у заместителя руководителя Администрации Президента РФ. Мы говорили с ним о перспективах развития российского финансового рынка, о ценных бумагах, об инвестиционной привлекательности нашей страны, о недавно принятом Законе «О рынке ценных бумаг», первых биржевых торгах и т. д. И вдруг в кабинете раздался звонок спецсвязи. Мой собеседник побледнел и, попросив его подождать, куда-то быстро убежал. Я ждал часа два, потом пришла его секретарша и сказала, что сегодня продолжения разговора не будет, со мной свяжутся. На следующий день, 17 августа 1998 г., я вернулся в Санкт-Петербург и, открыв утром газету, понял, что в Москву я приеду еще не скоро. Но оказалось, что наш разговор все-таки не был забыт, и через два года меня пригласили в столицу.

В Москве я сначала занимался созданием индексного агентства — совместного проекта РТС и Интерфакса. Права на первый фьючерсный биржевой индекс, который мы построили, были проданы S&P. На РТС я проработал достаточно долгое время, на моей памяти сменилось три президента. Со временем я стал главным экономистом биржи РТС, совмещая эту работу с руководством индексным агентством, после чего мне предложили возглавить НАУФОР, крупнейшую в то время СРО. А еще спустя два года Алексей Кудрин пригласил меня на госслужбу, и с тех пор я работаю в Минфине. Таким образом, у меня на рынке ценных бумаг есть опыт работы и «в полях», и на бирже, и в СРО, и в области государственного регулирования.

РЦБ: Настроение на отечественном фондовом рынке сегодня отличается от того, которое царило первые 15 лет. Глаза не горят. И есть ощущение, что связано это не столько с мировым финансовым кризисом, сколько с тем, что профучастники не видят возможности частной самореализации в этом бизнесе. Зато возрастает роль государства, и все понимают, что по большому счету сегодня только там и возможна самореализация, но далеко не все готовы связывать свою карьеру с государством. Остается очень мало ниш для частного свободного бизнеса и предпринимательства на фондовом рынке. Согласны ли Вы с такой оценкой?

А. С.Согласен. И причина действительно не в кризисе. Российский фондовый рынок пережил не один кризис: 1994, 1996, 1998, 2004, 2008 гг. На каждом рынке бывают кризисы, и зачастую они являются толчком для развития. Так, после кризиса 1998 г. в нашей стране все расцвело и начало новую жизнь. Так что причина кроится в другом. Когда рынок только зарождался, государство на него практически не обращало внимания. Конечно, были такие фанаты, как Андрей Козлов и Дмитрий Васильев, но из больших политиков фондовый рынок никто всерьез не воспринимал. На протяжении многих лет к фондовому рынку относились как к объединению спекулянтов. Перед государством стояли другие задачи: рельсы, трубы, провода и т. д., и именно это было по-настоящему серьезным делом. Поэтому финансовый рынок, за исключением банковского сектора, который всегда был большим, воспринимался некой игрушкой, хотя там был даже регулятор, но масштабы все равно явно не те. И вдруг выяснилось, что «мальчик-то вырос», финансовый рынок стал макроэкономическим фактором, капитализация фондового рынка — достаточно высокой, российские компании вошли в списки ведущих компаний мира, а события, происходящие на нашем рынке, стали напрямую отражаться на уровне иностранных инвестиций в Россию. И не обращать на это внимания было невозможно. Фондовый рынок стал сферой особого внимания на самом высшем уровне. Но, как известно, с приездом генерала в воинскую часть жизнь там парализуется. В результате на фондовом рынке появилось много политических лозунгов, в том числе про строительство международного финансового центра, проснулось желание что-нибудь подрулить и подрегулировать.

Вообще, я считаю, что российский финансовый рынок всегда будет в подчиненном состоянии. Для того чтобы им всерьез занимались — по-настоящему, без лозунгов — доля финансового рынка должна стать значимой для ВВП, а в России основное внимание всегда уделялось и будет уделяться ТЭКу, промышленности, обороне, высокотехнологичному и инновационному сектору. Между тем нашему рынку всего-то 20 лет, по большому счету все еще впереди.

РЦБ: Но ведь во главе экономического блока правительства в последние годы стоят хорошо образованные, либерально настроенные люди, понимающие всю макроэкономическую важность фондового рынка для страны: Кудрин, Греф, Дворкович, Шувалов, Набиуллина... Саватюгин, наконец. Эти люди могли были донести эту информацию до высшего руководства страны. Тем не менее налицо государственный капитализм в худшем его проявлении с отсутствием конкуренции и убийством тех ростков рынка, которые выросли сами. Почему это произошло?

А. С.Главная проблема в том, что государство на финансовом рынке, в отличие от многих других сегментов, является не только регулятором, но и крупнейшим собственником, эмитентом, инвестором, просто участником рынка — вообще всем. Например, по сравнению со строительным рынком, на котором государство — регулятор и иногда заказчик, на финансовом государство определяет правила игры и само по ним играет через госбанки и госкорпорации, через аффилированные с госкомпаниями управляющие компании и т. д. Получается, что государство само за собой надзирает и контролирует, поэтому частной инициативы на рынке не так много. К сожалению, вынужден признать, что и саморегулирование, которое началось в России именно с фондового рынка, не показало свою эффективность и значимость: СРО на рынке ценных бумаг вроде бы есть, а вроде бы их и нет.

РЦБ: Этот процесс был неизбежен? Маятник должен был качнуться в другую сторону после либерального начала развития рынка?

А. С.Маятники качаются во все стороны на всех рынках: от дерегулирования к регулированию. После кризиса 2008 г. мы видим тенденцию к закручиванию гаек и ужесточению регулирования на мировых финансовых рынках. Специфика фондового рынка в том, что нет сомнений, что государству следует усиливать надзор там, где рынок сам не справляется, в основном это касается раскрытия информации. Главная проблема — информационная асимметрия рынка, откуда вытекает манипулирование рынком, инсайд, обман потребителей, злоупотребление правом и т.д. Но наше государство стало еще шире трактовать свои задачи. Я никогда не поддерживал своих коллег из разных ведомств, требовавших доклада обо всем, что происходило на бирже, и переписывания стратегии развития по их желанию. Я считаю, что участники рынка должны сами выбирать стратегии и совершать сделки. Но, видимо, многим интересно заниматься ручным управлением. Проблема в том, что на финансовом рынке такой подход не работает, так как здесь каждый год появляются новые продукты, инструменты и технологии. Ручное управление может работать лишь в секторах с длительным циклом развития, типа рынка нефти, где можно что-то прогнозировать на несколько лет вперед.

РЦБ: Что Вы думаете по поводу объединения ФСФР и ЦБ РФ? Вектор движения выбран правильно?

А. С.Есть аргументы «за» и «против», и международный опыт здесь нам не помощник, потому что он слишком разно­образен. Несколько лет назад проходили дискуссии по поводу выведения банковского надзора из-под ведомства ЦБ РФ и наделения последнего полномочиями лишь эмиссионного центра — из-за конфликта интересов между Центробанком как надзорным органом и органом макрорегулирования. Сейчас маятник качнулся в другую сторону. Есть серьезные аргументы за концентрацию надзора, потому что важно смотреть за работой финансовых холдингов в целом. Надзор разрозненных регуляторов за составляющими этих холдингов (банками, страховыми компаниями, НПФами, управляющими и брокерскими компаниями) не очень эффективен. В прошлом году произошло объединение страхового надзора и ФСФР, так как до этого было ощущение, что эти регуляторы не подозревали о существовании друг друга. Пока сложно подводить итоги этой реформы, слишком мало времени прошло. Сейчас трудно сказать, что получится из объединения ФСФР и ЦБ РФ, как правило, в подобных процессах велика роль личности, которая его возглавит. Можно было бы прекрасно работать и при «разъединенном» надзоре, наладив межведомственное взаимодействие, оперативные каналы связи и создав постоянно действующий координационный орган для собрания руководителей и обсуждения проблем.

Логика всех объединений связана с сокращением количества профучастников: число банков сократилось до 1 тыс., страховщиков — меньше 500. Их число было максимальным в середине 1990-х гг., после чего началось массовое «вымирание». Логично уменьшить и количество обслуживающей инфраструктуры. В связи с этим удивляет, почему до сих пор не объединились НФА и НАУФОР — вот уж точно избыточная нагрузка при таком раскладе.